О, точно — перчатки. Я призвал печать Огня и мысленным взором огляделся. Меня окружали огоньки. Огонь жизни, Огонь любопытства. Я потихоньку начинал их различать. Герлим пылал явной ненавистью. Его огонь даже не помещался в грудной клетке, хотя у остальных был гораздо меньше. Ну, если не считать Авеллы, которая, как маг Огня, полыхала ярче всех в этом зале. Может быть, за исключением меня, но на себя я посмотреть не мог.
Взгляд мой был прикован к лицу Боргенты, а магическое зрение сканировало всех одновременно. И вдруг что-то с чем-то у меня в голове соединилось. Я понял, что держу в руках пламя нисколько не меньшее, чем у Герлима. Боргента полыхала, как облитая бензином. Только вот ненависти там не было ни на медный дилс, чего бы она ни врала.
— Ну почему ты тоже? — простонал я чуть слышно.
— Что? — вскинулась Боргента.
— Ничего…
Число влюблённых в меня девушек только что переросло все мыслимые пределы. И что во мне такого замечательного? Ах, да, Огонь.
Внезапно раскрылась дверь, и в зал вошёл Мелаирим.
— Леди Авелла! — позвал он. — Попрошу вас пройти со мной. Сожалею, почтенный Герлим.
Мелаирим уже разговаривал с Герлимом, как с трупом. По этикету полагалось сначала извиниться, а уже потом попросить преподавателя отпустить ученицу. Но Мелаирим был в явной запаре и о таких мелочах не думал.
— А мне? — глупо спросил я.
— Что тебе? — уставился на меня Мелаирим.
— Мне не надо?
— Было бы надо — я бы позвал. Прошу, живее, леди Авелла! Ваш брат пропал.
Остаток занятия прошёл невыносимо скучно. Герлим совсем перестал играть. Он то и дело выпадал в какую-то глухую задумчивость, и самые гениальные из студентов быстро просекли, что в эти минуты можно вообще ничего не делать. Чем и пользовались. Если поначалу кого-то ещё приятно волновала возможность покружиться с партнёром противоположного пола, то теперь, когда семестр перевалил за середину, танцы сделались точно такой же рутиной, как утренняя зарядка.
Оставшийся без пары Ямос вообще загрустил. Во время одного из таких «перекуров» я отлепился от Боргенты и подошёл к нему.
— Про деревню-то узнал? — спросил я.
— А? — вздрогнул Ямос.
— Ну, мама Тавреси, всё такое.
— А… Да узнал. Ты ж сколько за неё заплатил тогда?
Я пожал плечами. Вспомнил, что заплатил порядком, не было настроения торговаться, а деньги как раз были.
— Ну и вот, — грустно покачал головой Ямос. — Мамаша, как такие деньги увидела, халупу свою продала — и в столицу свинтила. Ни адреса, ничего. Не, ну её тоже понять можно, конечно. Рабство есть рабство, к нему проще как к смерти относиться…
