Где-то в кривых щелях потолочного перекрытия появились белые полосы света. Лампа? Луна взошла? Ночь поворачивается к рассвету. Проступили границы предметов. Хлам и мусор в углах подвала. Никакого плана не родилось. Ни А, ни Б.
— Хочешь, я убью тебя, чтобы не мучился? — я вполне искренне предложила, — они собираются позавтракать твоей печенью прямо так, на живую. Зря ты хвастался, что не пьешь.
Кей-Мерер снова откликнулся на прикол. Засмеялся почти беззвучно. Взял жестковато за плечи и притянул к себе.
— Обопрись. Так легче стоять, ну же, — он убрал руки и положил их на кресты решетки по обе стороны от меня.
Его большое сильное тело откровенно не было равнодушно к моему. Я нахально поелозила по напряженному паху.
— Такое ощущение, что нас трое! — ехидно заметила я. Не о смерти же говорить на самом-то деле! Надоело до рвоты.
— Я уже извинился два раза.
Я кожей чувствовала, как внутри барона поднимается гнев. Между нами ведь нет расстояния. Только моя рубашка и мундир. И две пары армейских штанов. Хотя нет. Есть еще его знаменитые трусы и мои, не менее чудесные панталоны от душки герра Шен-Зона. Вот бы он порадовался за них!
— Над чем ты хихикаешь? Надо мной? — вспышка ярости подобралась к самым кончикам пальцев барона. Он сжал решетку до белых костяшек на руках.
Мой злой комэск рядом. Вплотную. И хочет. Меня. Нет. Я про это не думала, честное слово. Никогда!
Я даже мечтать о таком себе не позволяла. Никогда!
Но если. Если завтра не будет? Я так и не узнаю ничего? Что?
— Поцелуй меня, Макс, — я попросила. А вдруг получится?
Он сунулся мокрым лбом в мои волосы на макушке. Шумно выдохнул. Жарко.
— Ты в своем уме?
— Да. Поцелуй меня, пожалуйста.
Повисла глухая, вязкая пауза. Максим тяжело опирался лицом о мой затылок. В конце концов, я не удержала и ткнулась лбом в ребра клетки. Он стразу выпрямился. Убрал себя максимально, на сколько возможно. Живот, наверное, втянул до костей позвоночника. Размазался по клетке.
— Ты отлично держишься, Петров, я впечатлен, честное слово, — хрипел комэск, судорожно пытаясь восстановить дыхание. — Прикалываешься, делаешь вид, что море по колено. Издеваешься над нашей гибелью. Такая отвратительная гнусность: здоровая печень живого человека, поджаренная с луком на сковородке. Послушай, я постараюсь сделать так, чтобы эти уроды убили тебя первым. Я что-нибудь придумаю, что бы не пришлось тебе смотреть на их дьявольскую трапезу. Я уважаю твою смелость, Петров, клянусь, — сколько хороших слов, подумать только! Кей-Мерер, наконец, заткнулся. Потом вымолвил: — Но это…
