Отдавая должное опасности тотальной слежки и сбора информации обо всех, видя в этом несомненный признак, если не конца, то приближения к нему, хочется все же подчеркнуть первичность явлений духовных и морально-этических, и на них обращать главное внимание.
Шестерки шестерками и компьютер компьютером, но вот если из ста заключаемых браков распадаются восемьдесят (включая венчанные), то к чему вам еще что-то добавочное, чтобы понять – мы зашли слишком далеко. А ведь статистика разводов ужасающа. Люди не уживаются, не мирятся, режут по живому и сплошь и рядом заходят на второй или третий круг в попытках приземлиться на лужайку счастья. Это значит, что люди стали спесивы, неуживчивы, блудливы, непостоянны, завистливы к чужому счастью и проч. Стали такими, какими их называл Павел в послании к Тимофею. И каких нам еще шестерок не хватает, чтобы понять – беззакония умножились и любовь оскудела.
Аборты. При нашей чахлой демографии, выезжающей на статистике с Кавказа, нам ли еще убивать ежедневно детей тысячами? И что это, как не пиршество Молоха и не преддверие антихристового царства? О каких компьютерах еще нужно говорить, когда и так все ясно. Впрочем, и о компьютерах стоит говорить, поскольку они не только облегчают эрудиту поиск информации, а студенту – написание курсовой. Они облегчают доступ к порнографии, наркотикам и прочим запретным прежде вещам для всех, начиная с безусого юнца и заканчивая мужиком на пенсии. Люди развращаются. Творят, как говорит апостол, «всякую нечистоту с ненасытимостью». Вот, время от времени в СМИ проскальзывает информация, что там или сям какая-то парочка решила заняться любовью в людном месте. Это дело под хохот и комментарии записывают на видео с телефонов и размещают в сети. Так вот, да будет вам известно следующее мудрое изречение, родившееся на Востоке: если мужчина ляжет с женщиной среди белого дня в людном месте, и никто не остановит их, то миру стоять не долго! Все! Никакого компьютерного концлагеря. Одного разврата довольно.
Есть вещи не такие жуткие, даже невинные и вошедшие в милую привычку. Но присмотрись к ним и вздрогнешь. Например, у нас привычным стало фотографировать богослужения. То ли для отчетности, то ли на добрую память, то ли для храмовой стенгазеты. Но помилуйте, это ведь десакрализация молитвы и службы. Епископы и священники на некоторых службах (в праздники – особенно) вынуждены чувствовать себя не как в Доме Божием, а как на красной дорожке, чему виною – бесконечные вспышки фотоаппаратов, профессиональных и любительских. Даже евхаристический канон не избегает этого специфического звука щелкающей камеры. А ведь любой учебник Литургики с легкостью докажет вам, что Служба Бескровной Жертвы непосредственно связана с Сионской горницей и Тайной Вечерей. И мы все это знаем! Ну хоть убейте меня, не могу я представить, даже в горячке, присутствие фотографа на Тайной Вечере и при умовении ног. Тут одно из двух: либо наша служба есть что-то другое (избави Бог!), либо мы что-то забыли и что-то с чем-то перепутали. Вот вам и конец света, друзья-товарищи, дамы и господа, братья и сестры. Запрет на фото и видео съемку в храме так же естественен, как и запрет на привод в храм домашних животных и приход в пляжной одежде. Так раньше и рисовали на дверях: перечеркнутое декольте, перечеркнутую собаку, перечеркнутую папиросу и перечеркнутый фотоаппарат. Что изменилось? Камеры стали благодатны? Нет. Это мы обмирщяемся и не даем себе в этом отчет.
