— Но ведь для этого нужно, как мне кажется, какое-то особое чутье, талант, если хотите, или всему можно научиться в семинарии, постичь опытным путем?
— Я думаю, человек щедро одарен Богом изначально, но не реализован, скукожен, как бы завернут в саван, и, по сути, при жизни погребен. Это происходит по целому ряду причин, и не вся вина лежит на человеке. Но мне кажется, что научиться можно всему! Худо-бедно медведь может научиться играть на балалайке, обезьяна — ездить на велосипеде, а каждый человек — разговаривать с ближним. Если мы не будем постигать эту науку, то какой смысл вообще в том, что мы христиане?
— А проповедь посредством Интернета отличается принципиально от обычной?
— Это одна и та же проповедь. Когда человек пишет книгу, он макает перо не в чернильницу, а в свое сердце, и по клавишам стучит, как по собственным нервам и мозгам. Через Интернет на нас выливаются как дурные, так и хорошие вещи, то есть он может быть и милостью Божией, и наказанием. Есть времена и ситуации, когда можно сказать: «Ой-ё-ё-й, Господи, зачем нам мировая сеть?! Какой это кошмар!». Но есть ровно столько же случаев и ситуаций, когда мы можем сказать: «Благословен Господь Бог, создавший Интернет».
— Обо всем ли можно говорить с амвона на проповеди, или есть вещи, которые лучше все-таки только в каких-то публикациях и блогах затрагивать?
— Нельзя все говорить всем, нужно быть целомудренным. Нецеломудрие — это ведь не только блудливость, но и отсутствие трезвого отношения к своему делу, когда ты говоришь людям то, что им в принципе непонятно, что их только разбалансирует. Пусть каждый услышит от тебя то, что он может вместить, что ему полезно. Поэтому, безусловно, публицисты должны «публицистировать», а проповедники должны благовествовать.
— Вы читаете комментарии к своим публикациям, пытаетесь нащупать болевые для общества темы, вступаете в какой-то диалог с читателем?
— Я делаю это от случая к случаю — поскольку недисциплинирован, но я это делаю — поскольку тщеславен. Бывает, что резонанс вокруг одной статьи подталкивает к написанию следующей, но нечасто. В большинстве случаев я замечаю, что остаются мало замеченными по-настоящему выстраданные мною вещи. И такая культурная и интеллектуальная дистанция между читающей публикой и пишущим человеком несколько ранит. У меня нет обиды, но есть горечь, что мы живем в разных мирах. Однако идти на поводу у человеческих интересов — это опасно и унизительно. У Лосева есть такая фраза: «Истина обойдется без вас. Попробуйте вы обойтись без истины». Я, в общем-то, знаю, что тревожит людей, и, в принципе, надавить им на все мозоли, вызвав переполох и бум рецензий, не проблема. Только это — не моя цель. Надо все-таки говорить сущностные вещи и не бояться, что можешь быть не понят в своем поколении, можешь быть неправильно понят или можешь быть не понят никогда. Нельзя на сегодняшний день размениваться, нужно работать с перспективой. Журналистика и публицистика — это не сегодня для сегодня, это сегодня навсегда. Без пафоса и в тревоге. Если чувствуешь, что прав, просто честно делай свое дело, вспахивай свою ниву. Мандельштам писал, что поэзия — это состояние, в том числе, внутренней правоты. Проповеднику чувство внутренней правоты не дает превратиться в обслуживающий персонал. А непонимание — это элитарная вещь, его тоже надо заслужить.
