И всё-таки в глубине засаднило сомнением. Горькое, точно полынный настой, оно терзало меня всю дорогу до спальни. Гимназия не спала. Студенты тратили ночи на алкоголь и развлечения. Из одних спален доносился хохот, в других кто-то пел. Были и те, кто зубрил материал.
Я осторожно открыла дверь, боясь разбудить Стьена. Но тот бодрствовал. Он поднялся с лежанки при моем появлении и застыл, будто сам не знал, куда деться.
— Как книга?
— Ничего полезного, — отрапортовал, скорчившись. — В отдельных её фрагментах оказалось относительно легко разобраться, но ничем она нам не поможет. Если коротко, то суть в том, что подобные проклятия излечению не подлежат. Снять их может только тот человек, который наложил.
— Как он это сделает?
Я огорченно рухнула на кровать. Неужели всё напрасно? Где же нам найти ту тварь, что сотворила такое с Стьеном?
— Точно таким же истинным заклинанием. Как дал, так и взял.
Стьен присел у моих ног и положил голову мне на колени. Это было так просто. Он словно доверился мне, позволил себе открыться. Я вплела пальцы в тонкие волосы и задумалась.
Можно ведь отыскать этого колдуна. Не сейчас, но спустя год трудовой повинности — почему бы и нет? Припереть его к стене, приставить меч к шее. Ради свободы Стьена я пойду на всё.
Ради того, чтобы однажды он смог выдохнуть полной грудью, не боясь того, что любое касание принесет агонию…
— Ты знаешь, кто мог наложить проклятие?
Он ответил не сразу, будто перебирал варианты и остановился на единственно верном.
— У меня есть догадки, но мы не сможем найти того человека. Это была случайная встреча. Я почти ничего не помню с того дня.
— И всё-таки…
— Обещаю, что попытаюсь что-нибудь вспомнить, — и обезоруживающе улыбнулся.
Такой мягкий и — одновременно — такой твердый в своих идеалах. Нерушимый. Не готовый сдаваться.
Я коснулась его губ своими, и мы растворились в поцелуе, слаще которого не было ни одного запретного удовольствия. Дыхание к дыханию. Кожа к коже.
Стъен поднялся на ноги, склонился надо мной. Мы вместе рухнули на кровать и долго лежали, прижавшись друг к другу. Не хотелось даже двигаться. Было жутко, что всё может закончиться. Когда-нибудь оборваться. Сломаться надвое.
— Научи меня? — попросила тихо-тихо.
— Чему? — Его взгляд потемнел.
Я покраснела до кончиков волос. Слова забылись, остались только бесполезные звуки, которые никак не формировались во что-то стоящее.
Научи меня любви. Болезненной. Настоящей.
Научи меня чувствовать тебя, слышать тебя, жить тобой.
