Может быть, мужчин красят шрамы, но женщин они делают несчастными.
Ладно, не будем о грустном. Ничего не сломала, жива-здорова, и на том спасибо.
Вскоре я стучалась в дверь родительской спальни. Безответно. Выждала ради приличия несколько секунд и заглянула внутрь.
— Я войду?
Мама причесывалась перед зеркалом и будто бы не сразу обратила на меня внимание. Она долго глядела на свое отражение, перебирая тяжелые пряди гребнем. Её рыжие волосы струились по плечам. Во взгляде застыло разочарование.
В комнате пахло садовыми розами, и алые бутоны выглядывали из окна. Они росли прямо под окнами спальни. Помню, как в детстве сидела на подоконнике и трогала пальцами колючки, а мама ругалась: «Сейчас свалишься!»
Давно это было.
— Мам…
Перешагнула порог и застыла как напортачившая девочка, не знающая, куда себя деть. Теребя завязки штанов, думала, как начать разговор.
— Ты собиралась мне сказать? — спросила она сухо, не оборачиваясь, но следя за мной через зеркало.
— Разумеется, — безошибочно поняла, о чем речь.
— И что? Неужели между вами что-то есть? — Мама отложила гребень, стиснула зубы. — Он твой раб. Как же я была права, когда не хотела покупать этого человека! Как чувствовала, что он тебя одурачит!
— Мам, выслушай. Мы любим друг друга.
Усевшись на пол у маминых ног, я рассказала ей всё до последнего слова. Не утаила ничего. Ни единой мелочи.
Если любить мужчину, то почему обязательно свободного? Разве важно, что скрывается в его прошлом? Зачем судить человека по клейму, что было поставлено на нем кем-то другим.
Мы все совершали ошибки, но Стьен не выбирал быть рабом, как не выбирал и проклятие. Он выдержал нечеловеческие испытания, чтобы однажды мы смогли встретиться. Справился. Выстоял. Не сломался.
Это далось ему нелегко. Страхи не исчезли бесследно. Стьен до сих пор вздрагивает, когда его пытается коснуться кто-то другой. Ко мне он привык, но тело не забыло боли.
Говорят, что любят не за что-то конкретное, а вопреки всему. Только не я. Я люблю этого мужчину за каждый его шрам, за каждый взгляд из-под опущенных ресниц, за каждую морщинку на лице.
— Он бы отдал ради меня жизнь, — сказала я грустно. — Неужели есть что-то важнее этого?
— А если дети?.. — мама поджала губы. — Неужели ты собираешься рожать от… раба?
Она даже слово это произнесла с каким-то особым оттенком. Вроде бы без презрения, но с гадливостью.
— Мам, какие дети? — Я нервно дернула плечом, с которого сползала шелковая ткань. — Я не планировала осесть в поместье и не планировала рожать. По крайней мере, в ближайшие годы. Но не переживай. Я буду пить необходимые травы. Ничего не получится без нашего на то желания.
