Поэтому, должно быть, из всех партийных кличек к нему особенно прижилась Дядя. Лацис привык к ней так же, как и к фамилии, хотя имя, отчество и фамилия — Мартын Янович Лацис — тоже были ненастоящими.
Шесть лет тому назад молодой агитатор-пропагандист ЦК Социал-демократии Латышского края Янис Судрабс, обложенный со всех сторон жандармами и сыщиками, вынужден был уйти в подполье. Он попросил у знакомого волостного писаря «бумажную душу», да еще такую, чтобы укрыла его от воинской повинности.
— Лет на тридцать пять? — спросил писарь.
Покопался в паспортном реестре, нашел сведения о крестьянине, который выехал из волости, и на его имя выписал паспорт, но посоветовал немедленно отращивать бороду, чтобы привести внешний вид молодого человека в соответствие с его документом.
Сейчас, обратившись к нему, Ленин тоже назвал его Дядей и сообщил, что они с Яковом Михайловичем предлагают ему стать народным комиссаром внутренних дел РСФСР.
Мартыну было известно: Рыков, назначенный на этот пост, ушел в отставку. Вместе с несколькими членами ЦК и наркомами он требовал, чтобы в Советское правительство входили представители всех так называемых социалистических партий, в том числе меньшевиков и правых эсеров. Центральный Комитет отверг этот ультиматум, тогда они подали в отставку, фактически дезертировали. Поэтому Наркомат внутренних дел не начинали даже организовывать.
Предложение Ленина огорошило Мартына. Он растерялся. Наступила тишина, и в эту тишину проникал из коридора топот множества ног. Хотя кабинет Ленина отгорожен был от коридора приемной, все равно он достигал и сюда. Ухо Лациса привыкло к нему. С тех пор как большевики заняли Смольный, он раздавался с утра и до утра, с каждым днем нарастая все больше и больше. Не только рабочий Питер, кажется, вся трудовая Россия двигалась по коридорам Смольного…
Лацис и сейчас помнит, как долго он молчал после неожиданного предложения Владимира Ильича. Свердлов не выдержал, как бы подтолкнул его вопросом:
— Что же ты? Председатель Совнаркома предлагает тебе министерский, можно сказать, пост.
Тогда Мартын заговорил. Обычно он говорил не спеша, часто повторял последние слова, а самое последнее нередко произносил по слогам, и оно звучало особенно веско. И на этот раз начал рассудительно:
— В бывшее министерство внутренних дел, насколько я помню, входили, — он вытянул руку с растопыренными пальцами и начал их загибать, — вся администрация, вся медицина, инородческое управление, полиция, церковь и еще многое, о чем я даже понятия не имею. Даже отдаленно незнаком с этой колоссальной машиной. Ко-лос-саль-ной… — И, сбившись от волнения с ритма, зачастил: — Народный комиссар — это не моя мерка. Совсем не моя! Ни я — к ней, ни она — ко мне…
