В туалет хотелось нестерпимо, но как на глазах у всех этих женщин спуститься вниз и справлять свои нужды? Я не могла себя заставить это сделать. Вот оно — еще одно унижение, очередное испытание, через которое необходимо пройти. Я не стала бы описывать всех этих подробностей, но для осознания всей той жизни, это просто необходимо. Нужда все же заставила меня начать спуск. Казалось, что взоры обращены на меня, и глаза каждой следят и ждут, когда же я совершу ошибку. Благополучно спустившись, я ощутила дрожь в ногах и руках от непривычного напряжения мышц. Стараясь ничем не выдать своего смятения, на негнущихся ногах пошла к туалету. Меня сопровождали миллионы глаз. Железная дверца туалета противно и громко заскрипела. По привычке я искала защелку на дверце, которой не оказалось и в помине. От страха меня прошиб пот.
Возможно, такие душевные терзания по поводу туалета были только у меня, ведь у нас в семье об этих вещах даже не говорили вслух. Говорилось что-то вроде: «Посетить одно местечко» и тут после этого — пойти «на парашу» при всей камере. Интеллигенция со своей благовоспитанностью в такие моменты оказывается в проигрыше.
Когда я искала, где же смывается унитаз, то, подняв глаза, увидела жуткую картину. Напротив туалета, может в полуметре от меня, стояла нара, а на втором ярусе, головой в сторону туалета лежал мужик. Страшный и огромный. Черные волосы коротко острижены, огромные ручищи сжимают сигарету, а противный рот выпускает струю дыма. Он не сводил с меня глаз, внимательно рассматривая все, что я делаю.
Сердце у меня ушло в пятки. Я скорей постаралась выйти оттуда и ринулась наутек к своему спасительному месту на третьем этаже. А он смотрел на меня и довольно ухмылялся. Господи ты боже мой! Кто это? Что это такое? Что он тут делает? И как я, скажите на милость, смогу еще раз пойти в туалет? Я пулей взлетела к себе наверх, забыв обо всех предосторожностях, натянула одеяло и лежала, обливаясь потом. И никому не было никакого дела до него. Сон теперь не шел, и я в ужасе прислушивалась к разговорам. Снизу послышалось оживление, и женщины загалдели, зашумели, смех стал громче. Я услышала обрывки фраз:
— Сейчас начнется веселье.
— Ждать совсем немного.
А еще что-то про новеньких, я не разобрала что, но знала, что новенькая здесь только я.
Я тут же решила, что веселиться будут со мной, что заявятся мужчины для каких-то утех. Словно мало было огромного мужика у туалета. Мне было так страшно, что в какой-то миг я заметила, что одеяло, под которым я лежу, трясется мелкой дрожью. Я даже и не знала раньше, что мое тело на это способно. Как бы я ни хотела сохранять внешнее спокойствие, тело само меня выдавало и было мне неподвластно. Я не заметила в камере ни молодых, ни просто привлекательных девушек и решила, что буду отстаивать свою честь до конца. Насмотревшись американских фильмов, я уже представляла сцены насилия в камере, где все тебя мучают и бьют, для того чтобы преподать урок. Чаще всего в этих фильмах вообще непонятно почему они там друг над другом измываются. Но может это просто заведённый порядок в тюрьме? Как в армии есть хлеб с гуталином.
