Плацидия приподнялась с ложа; опершись на локоть, слегка призадумалась. Да, в последнее время она узрила перемену в поведении Евгения, не говорящую в его пользу, и уловила по отношению к себе отчуждённость, хотя и хорошо скрытую, но опытную женщину не обманешь... И какое-то непонимание всё больше возникало между ней и препозитом, когда они оставались наедине.
«Действительно, пусть проветрит мозги...» — решила императрица.
— Хорошо, Ульпиан... Готовь указ, я подпишу его.
Через три дня Евгений Октавиан получил этот указ. При нём ещё находилась пояснительная записка, касающаяся не только его, но главнокомандующего мизенским флотом Корнелия Флавия. Евгений не стал вникать в содержание этой записки, знал примерно, какие распоряжения последовали ему и Флавию; зато суть их действий чётко сформулирована в указе, а этого пока вполне достаточно. Евгений сразу поспешил к Гонории, которая давно ждала его, так как он не появлялся уже несколько дней, хотя понимала, что в связи с болезнью матери у него, как смотрителя дворца, должно было прибавиться немало хлопот. На самом деле её предположения оказались неверными — как раз болезнь императрицы Октавиана мало заботила, было кому и без него ухаживать за ней. Больше беспокоило положение при дворе его самого... Евгений ещё тогда, находясь в покоях Плацидии и рассматривая её искажённое болью лицо, вдруг почувствовал по отношению к себе приступ омерзения; он как бы посмотрел на себя со стороны и увидел вместо красавца мужчины какого-то жалкого человека, играющего двойственную роль любовника матери и дочери и их шпиона. До какой низости может дойти человек, а ведь Евгений не просто смотритель дворца, препозит, он прежде всего представитель при дворе древнего патрицианского рода... И не подобает ему быть грязным наушником, соглядатаем и бесчестным любовником, — роль, скорее приглядная для раба или мелкого чиновника. К тому же он любит одну Гонорию, и любит искренне... А тут ещё эти вопросы хитрого змея Антония, касающиеся откровенности, — тонкая интуиция Октавиана подсказала, что они заданы неспроста, и они как бы служили намёком, прелюдией тому, что за этим непременно последует... В отчаянии и с презрением к себе Октавиан выбежал из покоев императрицы. И вот итог — указ, который в первую очередь подразумевал его удаление из дворца.
Поэтому Евгений сразу бросился к молодой Августе, которая, увидев своего возлюбленного, тут же позабыла все обиды, накопившиеся за дни, в которые он не приходил, отбросила в сторону все подозрения и ревность. Вот он перед нею, её милый, хороший Евгений!.. «Господи! — взмолилась Гонория, — даруй нам тихие мгновения налюбоваться друг другом».
