Поэтому:
— Нет, — тихое, но уверенное.
— Что «нет»? — Не понял меня Аксэль.
Взгляд ему в глаза и ещё более уверенное:
— Нет, Аксэль, прости. Нет.
И руку я забрала. Это оказалось не очень просто, потому что мужчина рядом со мной в одно мгновение будто окаменел. Но я всё же сделала это. А потом пошла дальше по лестнице, не останавливаясь, не оборачиваясь и не замедляя шага, чтобы позволить ему меня догнать.
Поэтому, когда лестница кончилась, я не знала, направо мне идти или прямо. И остановиться всё же пришлось, как и оглянуться, снизу вверх взглянув на мрачно на меня глядящего сжимающего кулаки мужчину.
— Почему? — Спросил он только тогда. — Потому что ты — одиночка?
Грустная улыбка сама собой заиграла на моих губах. Никак не отвечая, я пошла прямо.
Аксэль догнал меня всего через несколько шагов, причём двигался он практически беззвучно.
Широкая ладонь легла на плечо, останавливая, затем рывком меня разворачивая, после чего пальцы скользнули по шее, ухватили подбородок и заставили меня посмотреть мужчине в глаза.
И вот так он, совершенно серьёзный, немного мрачный и ужасно решительный спросил:
— У меня есть хоть шанс?
Я спокойно выдержала его взгляд, чувствуя себя как после отката от одного из сильнейших заклинаний, хотя ничем таким не пользовалась, и ответила:
— Нет.
Без истерик, без криков, без слёз. Вообще без всего, просто «нет».
— Хорошо, — кивнул он, а затем сказал что-то совершенно нелогичное: — выходи за меня?
Как минимум, ему следовало бы пойти в обратном порядке, но это всё равно ничего не изменило бы.
— Нет.
— Ладно, — очередной кивок, — а завтра ты выйдешь за меня?
— Нет, — нахмурилась я, старательно пытаясь понять, что он делает.
И Аксэль, будто почувствовав это, мгновенно меня отпустил.
— Спасибо.
— За что? — Совершенно его не поняла.
— Теперь я знаю, как ты выглядишь, когда врёшь, — спокойно пояснил он.
Брови взметнулись вверх, взгляд из «что происходит?» превратился в «вот как?».
— И как же? — Мне действительно любопытно было, что же он на это ответит.
— Твои глаза. Они грустные.
Если бы он не сказал этого, я бы и не попыталась прислушаться к себе. И я бы совершенно точно не поняла, что мои глаза, возможно, действительно были грустными. Не такими, когда хочется плакать, а такими, когда мы понимаем, что ничего не можем поделать, и именно от этого нам становится грустно. Очень грустно.
— Тебе просто показалось, — подняло голову чувство противоречия во мне.
— Очень сомневаюсь, — кривая усмешка скользнула по его губам, а дальше мне сказали что-то немного странное, но определенно заставляющее сильно задуматься: — Арвэн, необязательно всегда и для всех быть сильной девочкой. Ты уже делаешь это сколько? Три года?
