Будучи по характеру человеком не резким в порывах и решениях, совестливым и глубоко набожным, а потому склонным в критических обстоятельствах больше полагаться на волю божественного Провидения, чем на свою собственную, Николай Александрович оказался фатально слаб для вставших перед ним и страной вызовов. Как, к сожалению, и для своевременного решения передать Державу и Скипетр в более сильные руки. Только оставались ли тогда такие среди Романовых при введенном Павлом I салическом законе о престолонаследии? Вот в чем вопрос. И знать бы еще, сколько сил у Государя отнимала роковая болезнь единственного сына и ворох связанных с этой бедой проблем…
Так что, если судьбой Вам будет суждено править Россией, я не стану Вам желать не рождаться немцем. Я пожелаю Вам не появиться на свет в день Иова Многострадального.
Глава 5
Долгий вечер в Потсдаме
Потсдам. 26–27 июля 1905-го года
Представление новоприбывших Императрице и дамам не затянулось, и при рассадке за столы, благодаря тактичному диктату кайзеровского церемонимейстера, как-то «само собой» получилось, что оба Балка оказались под плотной, дружеской опекой молодых генштабистов. Той самой, уже знакомой нам троицы: Зекта, Гофмана и Бауера. Пытаться что-либо изменить в данном раскладе, было бы и глупо, и просто невежливо, поэтому Василий с готовностью принял их общество и «крапленые карты», которыми немцы, судя по всему, намеревались предстоящую «партию» играть.
С учетом присоединившегося к ним вскорости Людендорфа, локальное численное преимущество тевтонов выглядело внушительно, если не сказать — подавляюще. Как и у серебряных вазонов с утопленными в кубики льда бутылками, построившихся «свиньей» на спрятанных в теньке галерей тележках. Кроме того, у «шлиффеновцев» имелся резерв — запасные игроки, сидевшие чуть поодаль от Василия, но активно выражавшие к русским кавалерам «Голубого Макса», и к нему в особенности, чувства неподдельной симпатии.
А дальше… понеслось-поехало. Тосты, тосты, тосты…
Вильгельм неплохо выговорился еще во время награждения. И поэтому, открывая их череду, он был по-военному краток и лаконичен, провозгласив здравицу в честь царя и его доблестных моряков. После чего с наслаждением вкусил полный бокал спасительного ледяного шампанского: во время торжественного действа внутри дворцовых покоев его участники изрядно «пропеклись».
Равняясь на хозяина мероприятия, следующие за ним тостующие также не сильно «растекались мыслью по древу». Но при этом Василий неожиданно открыл для себя один весьма примечательный момент, характеризующий германскую военную этику. В отличие от русских коллег, или от тех же французов, немецкие офицеры не поднимали бокалов в «во славу германского оружия», в честь былых побед. Не провозглашали они и здравиц в честь старших по чину и должности. Вообще ни разу! Даже в честь своего императора.
