Я много раз говорил моему дрожайшему Ники, что рядом с ним должны быть свежие умы, не замутненные дворцовыми интригами, условностями. И не завязаные на чуждые России, ее интересам, деньги. Опять же, я оказался прав: таких людей только войны или смуты способны выдвинуть. Во времена покоя бал правят льстецы, шуты и пройдохи…
Вы оба мне определенно нравитесь, Базиль. И я не прочь помогать вам по мере сил. Я не славянофил. Однако, союз с Россией в долгосрочных интересах Германского Рейха. Но я не скажу, как любит повторять Тедди Рузвельт, что «здесь нет ничего личного». Как раз-таки, есть. Поскольку вы двое, ты и Банщиков, определенно мне симпатичны. Как и Ваш бывший командир, адмирал Руднев. Вот поистине светлая голова! Как же он жестоко нас отволтузил! Ты оценил? Словно нашкодивших щенят по мокрому месту.
Да, еще один важный момент. Утром мне доложили о вашем вчерашнем разговоре при прожекторах. За информацию по проискам Джека — прими мою благодарность. Пока устную. Все сомнения отпали. Непременно передай мое особое благоволение господину Зубатову. Мне будет весьма приятно принять его. Теперь — поспешим, время поджимает. Я организую тебе свидание с дочерью. Только, чур: две минуты, ни секундой больше…
Кстати, Базиль. Как ты посмотришь на то, если я попрошу моего кузена сделать тебя адъютантом его личного представителя при моем Дворе, контр-адмирала графа Гейдена? Назначение Александра Федоровича мы с Государем согласовали две недели назад, но он пока еще не прибыл в Берлин.
Санкт-Петербург. Июнь — август 1905-го года
Звонкая перекличка станционных колоколов затихала в отдалении, и нестройный перестук колес на выходных стрелках сменился привычным ритмом главного пути. На хронометре начало двенадцатого. Последняя ночь июля вступила в свои права, занося из бархатной темноты в щель над слегка опущеным стеклом ароматы луговин, хвойника и горьковатую отдушку паровозного дыма. Миновав Вильну, Норд-Экспресс, или Поезд-Люкс L11 по берлинскому расписанию, скороговоркой пересчитывая стыки, резво катил на восток. Чтобы в 10–30 утра подойти к дебаркадеру Варшавского вокзала столицы.
Командировка заканчивалась. На верхней полке, укупорившись по самую макушку, чуть слышно посапывал убоявшийся сквозняков граф Гингельгеймб. Умаявшись за день, он дрых счастливым сном младенца, причмокивая во сне. Лишь аристократический нос с горбинкой, кусок щеки в веснушках и рыжие усы торчали из щели между плюшем одеяла и подушкой. Устать было не мудрено: за время, проведенное в обществе Балка, Бюркнера и Цизе, новый военно-морской агент Рейха в России узнал массу интересного и полезного.
