Кстати, ты ведь мне так и не рассказал подробно о том, на чем твой отец с ним столь близко сошелся. Согласись, что дружеские отношения между посланником Французской республики в Российской империи и простым лейтенантом Балтфлота, да еще и сыном выкреста-кантониста, — неординарная ситуация, не так ли?
— Их познакомил Авелан. С Федором Карловичем папа был дружен еще со времен американского похода. И так случилось, что племянница Лабулэ, гостившая у дядюшки, внезапно воспылала нежными чувствами к моему родителю. История вышла и грустная, и смешная. Девица вскоре успокоилась, укатила, но честность и такт Василия Арсеньевича француз оценил.
Потом, когда отец уходил на Дальний Восток, он попросил его писать о разных его впечатлениях и встречах там. Сам Лабулэ в то время рассматривался кандидатом на место консула в Сайгоне, и поэтому для него крайне интересна была любая информация о тамошних событиях, тем более — взгляд со стороны. Вот так как-то и получилось…
* * *
За покрытым бисеринками измороси толстым, зеленоватым стеклом окна, колыхая зонтики, о чем-то своем шумел Париж. По граниту влажно поблескивающих булыжников и плит мостовых, цокали подковы тягловой силы экипажей и омнибусов.
Шел дождь…
Сложив вдвое листки с исповедью бывшего посла Парижа в Санкт-Петербурге, Балк аккуратно спрятал их во внутренний карман жилетки, и, не возвращаясь более к трапезе, расслабленно откинулся на спинку кресла. Бойсман, попытавшийся было что-то сказать, настороженно притих: когда шеф думал, лучше было ему не мешать. Поразмыслить же Василию было над чем. Три небольших листочка, исписанные корявым почерком старого, покидающего этот мир человека, пищу для размышлений давали колоссальную.
«Шел дождь и рота красноармейцев. Шел дождь. И рота…
Вот это мы бы влетели! Какое счастье, что в Лондоне мне пятая точка подсказала ни о чем серьезном со старым хитрецом не откровенничать. Да… „Штирлиц никогда еще не был так близок к провалу…“ Ах, Рачковский… ай, да устрица!
Хотя, почему я только на него одного киваю? Получается, провокация тут вообще наиглавнейший инструмент политики. Как внешней, так и внутренней. Как и практически безотказный механизм по обеспечению карьерного роста. Разве не для того, в том числе, Зубатов породил Азефа, своего суперагента в стане революционеров? И не его ли, а еще отморозка Гершуни руками, Сергей Васильевич самолично „учредил“ партию СРов? „Я спровоцирую вас на террор, а потом уничтожу…“
