Великородные…
Я смотрела на черные стекла высотки напротив. Туда, где теоретически сейчас ждал не дождался и не дождется мужчина, чьи глаза цвета пепельно-сизого тумана никак не желали уходить из памяти. Хотелось думать, что это из-за его положения и надменного тона с гарцаном в голосе. Все же не каждый день правящего встречаешь, но сдается мне, где-то здесь пустынный мертвоед сдох, потому что аркха с два я кому позволю собой так бесцеремонно командовать, а ему позволила! Или не позволила? Ланни, соберись, у тебя мысли похожи на пещеры для тренов. Такие же темные, запутанные и бессвязные! Выкинь его из головы! Желательно с пятидесятого этажа!
Когда я представила, как вниз с истошным воплем летит прекрасное тело Харви Хартмана, как-то полегчало сразу. Потом вспомнила, что он вообще-то мне жизнь спас… Тело вернулось обратно, я зашвырнула его на самый верх Аклуа Плейз, туда, где темное стекло вспарывает небо и теряется за облаками, впиваясь в купол. Все. Отвернулась. Точка.
— О чем думаешь, Александрин? — сложив руки в замок возле губ, поинтересовался Оуэн Голд.
Да, мой пациент тоже оказался родом из пятого дистрикта, где давать двойные имена в порядке вещей. А еще сейчас здесь, в почти естественных солнечных лучах мне удалось лучше его разглядеть. Несмотря на смытый старостью контур лица, все в нем выдавало представителя древней арийской расы. В отличие от моей славянской мягкости, его лицо было резко очерченным: прямой узкий нос, худые губы, выделяющиеся скулы. Сейчас, на фоне болезни они и лобовые кости выделялись особо остро, были почти обтянуты сухой морщинистой кожей. Мне хотелось провести пальцами по его лицу и чтобы магия сотворила чудо. Чтобы сухой пергамент превратился в тонкую и мягкую, словно кожура персика, кожу. Альби как-то вырастила карликовое персиковое дерево. Плодоносило оно всего три раза, но какие были плоды! Не передать… Увы. Искры омоложения у меня нет, а искристые, что ею обладают, берут невероятно много анников за помощь. К тому же, нельзя омолодить больше, чем на пять-шесть лет. И то это действует лишь на внешность. Жить дольше ста семидесяти все равно никому не удается. Даже Хартманам.
— О том, как все же несправедлива жизнь.
— Не стоит думать, будто тебе известно больше, чем ей, — хитро прищурился он, лениво разглядывая в планшете картинки блюд. — Порой она умеет удивлять.
— Это точно, — некстати вспомнился вчерашний день и ответ прозвучал довольно кисло.
