Я со слезами на глазах смотрела на последствия своих эмоций. Небо медленно расчищало грозовые завалы, разливая синеву и освобождая место для скромных и ласковых солнечных лучей. Коснувшись истерзанной земли, они растекались по ней живительным теплом, успокаивали, убаюкивали. Небо стремительно светлело, даря воздуху необыкновенную свежесть. Тишина… Маги воздуха один за другим посыпались на землю.
— Что с ними? — испугалась я.
— Магическое истощение, — констатировал филин, прохаживаясь по подоконнику и кидая сочувственные взгляды вниз. — Сейчас ты им ничем не поможешь. Что могла — сделала уже. Удивлен, что у тебя получилось. Наконец-то осознала свои силы?
— Осознала.
— Обуздать осталось, — задумчиво протянул он. — Если будет такая возможность… Ты не так безнадежна, как я думал.
— Спасибо, — смиренно протянула я.
— Причина хоть стоящая была?
Что-то новое. Филин не читает нотации, пытается поддержать. Видимо, моя ситуация слишком патовая. Возможно, он, таким образом, даже прощается со мной. Действительно, стоит ли отчитывать подопечную, которая итак одной ногой в могиле?
— Я узнала, что моя дочь умерла, — на сердце — тоска и светлая грусть.
— Твоя… дочь? — ахнул филин. — Девочка. Дочь!
— Да, дочь, — рассеянно протянула я, не понимая причины для подобного волнения.
— Потенциальная природная ведьма! Но… как так получилось? Почему? От чего?
— Я не знаю. Ее забрали почти сразу после рождения. Именно в поисках Андализ я и добралась до Астории. Но в тот день… вчера? — филин кивнул. — Вчера, я узнала, что моя дочь мертва и…
— И едва не разрушила Асторию. А сегодня так спокойно об этом говоришь? Дай свою руку.
Протянула филину раскрытую ладонь. Он провел по ней крылышком, заглядывая при этом в душу черными глазами-бусинками. Моргнув пару раз, тяжело вздохнул.
— Пряльщицы судьбы поработали. Тогда понятно.
— Что понятно? — я разглядывала ладонь, решительно не наблюдая никаких следов вмешательства сторонних сил.
— Лишиться твоему архангелу крыльев, моя дорогая.
— Что? Почему? Филя, что происходит? Не веди себя, как раньше. Я не в том состоянии.
— А то что? Устроишь очередной конец света?
— Ты видел. Я могу. Когда дело касается дочери, — но почему-то внутри не было прежней боли. Не было безумно адской тоски, от которой сердце и душа едва на части не разорвались. Сложно в этом признаться, но даже нечто, похожее на предвкушение, на прекрасное томление ворочалось внутри пушистым котенком. Вот кто я после этого? Почему не рву на себе волосы от горя?
