Мужчина криво усмехнулся. Сердце царапнуло.
«Это же Китрит 66-1. Мое детище. Их от людей крайне редко кто мог отличить»
А эти двое — Кри Та Ран теперь уже сам потянулся обниматься — выглядели такими счастливыми…
И страшно больно сжалась душа у ученого. В отчаянии подумал он:
«Или я был не прав тогда?!» — ведь сейчас на месте кианина мог быть его сын. Именно его.
Но та жизнь была уже оборвана. Еще десять с чем-то лет назад.
«Разве что…»
Мужчина с ненавистью ударил себя по лбу.
«Нет, невозможно. Души сохраняются недолго вне тела, даже если суметь их кристаллизировать или запереть в искусственную телесную оболочку. Они гниют, пылью осыпаются слишком быстро. Мы и использовать-то могли лишь тысячную долю из них»
И в который раз помянул недобрым словом дикую природу. Но, впрочем, поганка эта уже почти вся под контролем у них. То, что от нее осталось, малоизученного или даже неопознанного — слишком мало. Люди стали великими со своей наукой. А природа — проиграла.
Но эти дети… видеть это чудовище, выращенное им самим, было противно. Там мог сейчас стоять его сын. И брат родной мог сейчас его сына обнимать.
Но что сделано, то сделано. Сколь бы ни была велика человеческая цивилизация, были вещи, которые они изменить не могли. Тем более, что труп своего ребенка он видел сам, своими глазами. Жалкий кусок мяса. Нет, уже месиво кровавое. Плоть от плоти его и Каньян.
«Нет, — в миллионный с чем-то раз сурово сказал себе мужчина, — Жизнь Каньян намного дороже этого существа. Каньян своя, родная, мы уже столетие и несколько десятилетий путешествуем вдвоем, из каких только передряг ни выбирались! А еще ласкать ее было упоительно прекрасно, даже интереснее, чем других, бывавших в моей постели ранее»
Мило улыбаясь, вплыла Каньян с подносом с благоухающей едой. Большим подносом: хватило бы на двоих очень голодных или даже на троих, если чуть поделятся.
Прикосновением колена выдвинула подставку-столик у кровати.
— Перекусите, мальчики, — сказала, мило улыбаясь.
Взгляд кианина сдвинулся на нее. Взгляды их повстречались.
«Наверное, она тоже думает о том же, — с болью подумал ее супруг, — Здесь мог стоять сейчас наш сын. Правы ли мы были тогда или нет?..»
Каньян улыбнулась детям. И повернувшись к мужу, бросила резко:
— Сходи-ка, помойся для начала. Мало ли каких иноземных микробов нацеплял.
Сказала, как плюнула. И ушла сразу.
Ученый вздохнул. И, выдавив искусственную приветливую улыбку мальчишкам — своему и чужому — ушел отмываться.
