— Ну, почему? Почему? — повторял мужчина в отчаянии, — Всего 0,0000007 % вероятности! Почему это случилось с моим братом и его женой?!
— Ошибки случаются, — глухо и хрипло отозвалась женщина, глаза ее тоже были влажные, но потеков слез на безупречном смуглом лице не было, — Рано или поздно они случаются. У нас или не у нас.
— Но наша техника! Наша наука! Весь этот гребанный прогресс…
Мужчина метнулся в дальний угол, туда, где в небольшом огороженном помещении за прозрачными стенами на каменной плите, чуть приподнятой с одного краю, неподвижно лежал ребенок. Черные волосы, чуть отливающие синевой в приглушенном свете лампы. Глаза серые неподвижные. Он вроде и смотрит куда-то перед собой, но будто не видит ничего. Не слышит их голоса, не видит, как мечется кто-то за перегородкой, как мечутся тени от него и блики на его одежде. Хотя туда проникают звуки. Он и слышит их, и не слышит. Жуткое чувство, когда сколько ни кричи, сколько ни умоляй — ни докричаться.
И, когда мужчина замер, приложившись ладонями к прозрачной чуть серой перегородке, напротив него, в лицо ему заглядывая, пытаясь нащупать его взгляд, мальчик никак не среагировал.
— Нет! — несчастный, оттолкнувшись от преграды, намного, впрочем, менее страшной, чем та, что возникла между его племянником и жизнью, снова пошел бродить нервно туда-сюда по помещению.
Женщина опустила голову, не в силах смотреть на его боль, еще больше сгорбилась.
— Жаль мы тогда его не родили, — вдруг сказала она. Голос ее дрожал и губы, пальцы тоже начали подрагивать, — Так бы сейчас они ровесниками были. И наш сын отвлек бы его.
Ее супруг вдруг резко остановился, взглядом вцепился в ее лицо, в ее сцепленные руки, переплетенные пальцы. Женщина, не услышав шума от его движений и даже прерывистого шумного дыхания, голову подняла, взглянула на него отчаянно. Испугалась, что и он сейчас притихнет так же, как и этот несчастный ребенок.
— Но ведь экспедиция была тяжелая! — выдохнула она — и по щекам ее наконец-то потекли слезы, — Еще и этот плен. Но если бы!.. Если бы… — и скрючилась еще больше, пряча лицо в ладонях, — Он бы мог быть живым. Я иногда очень жалею об этом.
Супруг пересек пространство между ними — половину просторного зала — и упал возле нее на колени. Ладонями голову ее обхватил, осторожно вынудил голову поднять, выпрямиться. Она смотрела на него, несчастная, заплаканная, совсем не похожая на его привычную спутницу жизни.
— Милая, ты прелесть! — сказал он. Голос у него самого тоже дрожал, но глаза были счастливые и даже какие-то безумные.
