Вспоминала вчерашнего случайного знакомого — его, кажется, Малеус звали.
Судя по всему, она ему понравилась, но появление Клауса его смутило, отчего, то ли признавая свою слабость перед этим статным мужчиной, то ли по какой-то иной причине Малеус оставил её с ним, удаляясь в бар.
Однако, на прощание он дал недвусмысленно понять, что, если она всё ещё заинтересована в дальнейшем знакомстве с ним, то может вернуться в «Цеппелин», встретить его там, поговорить, пообщаться. Это выглядело, как отличный план на текущий вечер, тем более, что других дел на сегодня не намечалось.
На том и порешили — приняли душ, освежились, привели себя в порядок.
Снова длинные чулки и тугой корсет, очерчивающий скромную грудь. Снова вьющиеся рыжие кудри и светлые перчатки до локтей, что скрывают шрамы на запястьях. Снова как кукла, готова, но теперь — для чего?
Алина остановилась у надтреснутого зеркала у двери шкафа, изучала себя. И правда, в таком виде она напоминает что угодно, но не личность, которую можно воспринять всерьёз. Прекрасный образ, отличная обёртка, но — что толку? Она всегда наряжалась так, выбираясь в город, чтобы все смотрели и завидовали, хотели её — и страдали от недоступности, любовались, но не могли полюбить, думали, что она — для кого угодно, но не для них. Постояв так с какое-то время, она вздохнула и стянула перчатку: нет, эта внешность ей совсем не нравится. В кукле, смотрящей по ту сторону разбитого стекла, есть всё, кроме неё самой. Слишком вызывающе, слишком эпатажно — и не натурально.
Покопавшись в вещах, она смогла найти старые потёртые джинсы с рваными дырами у колен и чёрную футболку с кровоточащим сердцем на спине. Так было значительно лучше. Шрамы вдоль запястий — слишком явные, чтобы не бросаться в глаза. Всё равно не хочется светить ими. Расстегивая корсет, Алина размышляла. Дальнейший план действий сложился сам собой. Порывшись в аптечке на кухне, она нашла медицинский бинт и обмотала им руки.
Тёмные рваные джинсы в обтяжку, в тон им — такая же мрачная футболка, укрывающая талию, обмотанные до локтя тощие руки и огненные рыжие кудри. Сама — высокая, широкая в плечах, худая. Тонкие ноги, крепкие бёдра, тело иссушено таблетками и алкоголем.
Улыбнулась мыслям: «Как полумёртвая». Лицо округлое, веки — обрамлены тёмной тушью с узором о трёх слёзах. На левой щеке — как и предлагал Клаус — аккуратный маленький треугольник, заполненный розовой тушью.
«Уже лучше, — мысленно усмехнулась Алина, изучая себя. — К такой я бы и сама подкатила».
