— Ей, — покусывая губы, спросила Даниила, — ей хотя бы было хорошо?
— Да, — коротко и тихо ответил Клаус.
Яна прикрыла губы ладонью, пряча улыбку, опустила взгляд.
— Будешь курить? — предложила она девушке.
Та покосилась на чужой серый «West», немного скривилась — но всё же сдалась, пустила огонь, затянулась металлически-горькой скорбью.
Обычный табак, хоть на самом деле хотелось травы.
Травы и музыки, ничего больше.
Но в спальню возвращаться было горько: там жила Авдея. И её теперь нет.
— Куда ты уезжала? Откуда вернулась? — мягко расспрашивала Благая Смерть.
— На море, из ада. Родители хотели «подарить» мне каникулы в честь каникул, а вместо этого получился срач. Они всегда ссорятся, думают разводиться. Мать спит со своим хахалем, отец — со студенткой, у которой принимает курсовую. Они звонят своим любовникам, с ними общаются, никто ничего даже не старается скрывать. Обычно они на меня смотрят, как на причину всех бед — «жизнь сломала», «деньги высасываешь», «скорее бы школу кончила, работу нашла», «вечно к бабке шляешься», и всё такое.
Даниила шумно выдохнула, сделала новую затяжку, перевела дух.
— Потом, короче, ма посмотрела какой-то фильм, прониклась, показала его отцу, они что-то долго обсуждали, общались, потом решили, что что-то с их жизнью не так, решили попробовать исправиться. В качестве первого шага решили побыть для меня образцовой семьёй и утащили на море (в гробу я его видела, честно говоря). Всё не заладилось с первого дня. Ну и потом ссоры, опять вечные звонки, спать раздельно, ну и прочая фигня. Всё это на фоне попыток сгладить отношения, жить по-новому…
Тут она прикрыла веки, мотнула головой.
— Они слишком много решили, — продолжила, — и нифига не сделали. Это всё было так паршиво, вы бы знали. Видеть я теперь их не хочу. Жизнь им сломала? Да идите нафиг, сами всё поломали, а моей — мешаете! — воскликнула она в сердцах, стукнув кулаком по столу. — Вот Авдея… — Даниила снова прервалась, сдерживая подступивший к горлу комок. Выронила тлеющую сигарету в пепельницу.
Яна встала, обняла бедняжку за плечи, успокаивая, говоря нежности, утешая. Клаус подсел к школьнице, обвил её ладони своими сильными руками. Внимательно посмотрел в глаза.
Та опустила взгляд, стараясь подавить истерику, что едва не захлестнула её. Кивнула мужчине, прося освободить руки.
Одной — коснулась женских пальцев на своём плече. Другую вернула ладони Клауса.
Она не хотела, чтобы эти двое оставляли её. Эта пара — как бы странно они ни выглядели, но они влекли её. Почему-то хотелось им доверять. В них не чувствовалось ни отторжения, ни презрения, ни снисходительности. А вот тепло, любовь и забота — этого хватало с лихвой.
