Вернувшись в Харьков, Даниила бегло попрощалась с родителями и буквально ринулась к метро, спеша к своей бабушке. Три минуты на метро, потом — десять минут автобусом, и через лес, через частный сектор — к дому, отчаянно ища нужную ей высотку. Она сердцем чувствовала, что Авдея соскучилась по ней: целых две недели разлуки не проходят даром.
Вот она уже стоит у подъезда и звонит в домофон. Молчание. Бабушка обычно открывает на четвёртый звонок. Но сейчас было молчание.
Девушка испугалась. Набрала снова — и опять молчание. И только с третьей попытки из динамика домофона раздался приглушённый незнакомый голос: «Кто?»
Странный хриплый голос совсем не был похож на бабушкин, что вызвало ещё больше беспокойства.
— Даниила, — нервно ответила девушка. Ей открыли.
Она стрелой взметнулась на нужный этаж. Там не было заперто, даже стучать не пришлось. Но уже с порога она закашлялась от густого дыма с привкусом табака, едкой полыни и тягучего каннабиса. Добавлял своё пьяный дурман пролитого спирта и заоблачные трели арфы.
Во тьме коридора — там, где была дверь спальни, — её встретила незнакомка. Очевидно, та самая женщина, которая ей только что ответила. Вся в белом, до невозможности худая, с длинными светлыми волосами. Из-за нависшей мглы лица не разобрать, прослеживались только общие черты. Как покойница.
Школьница, всё ещё с рюкзаком через плечо, в джинсах и своей привычной оранжевой футболке, замерла, внимательно посмотрев на стоящую перед ней, всматриваясь в неё.
Чужая женщина двинулась к ней под торжественные настукивания там-тамов, окружённая маревом дурманов, ведомая арией запредельных флейт.
— Кто вы? — отшатнулась от неё Даниила, пятясь к дверям. — Где Авдея?
Женщина замерла на миг, смерила гостью испытывающим взглядом — и понимающе улыбнулась, кивнула.
— Твоя бабушка в спальне, — спокойно ответила она своим тихим, мягким голосом, который, однако, перекрывал все остальные звуки так, словно звучал в сознании девушки.
Её голос насторожил ещё больше. Странная женщина протянула тощую бледную руку, приглашая Даниилу пройти вместе с ней. Сомневаясь и медля, она всё же приняла приглашение, касаясь ладони незнакомки: холодная, крепкая, она цепко схватила её.
То, что происходило за дверью, заставило школьницу застыть в смятении, лишило её дара речи.
На старом советском диване, с задранной юбкой и рваных чулках, лицом в подушку лежала её бабушка. Руки отведены за голову. Над ней навис высокий мужчина в униформе немецкого солдата. Обхватив Авдею за плечи, он раз за разом входи в неё, от чего ноги женщины то и дело вздрагивали, стопы — сжимались. Приглушённые стоны растворялись в предательски-пьянящей музыке так, словно изначально были частью аранжировки.
