Увы, с годами волнующие сны оставили её, а вместе с тем забылась и дорога в безмятежный край застывших грёз.
Теперь же, когда Скучающая Принцесса показала ей путь запретной любви и явила полотна руин любимой страны мечты, она признала, что сделает всё возможное, лишь бы тот Город ожил. Если не для неё — ведь дни юности не вернуть, — то пусть для потомков, для тех, кто нуждается в нём столь же сильно, как давно-далеко — и она сама.
Сейчас же, стоя на площади, она осознавала, что совсем скоро всё и правда свершится, и в сердце монахини закрался страх. Правильно ли она поступает, отрекаясь от всего ради осуществления такой цели? Ведь город детства в её новых видениях обернулся царством кошмаров, и отворить ворота сейчас — это разверзнуть геенну огненную. С другой стороны, в неё давно обратилась сама Земля, и единственное исцеление — одно, всегда и во все времена, — носит имя Любовь.
Скучающая Принцесса обняла свою подругу, улыбнулась и снова качнула головой.
— Только представьте, — она обвела рукой раскинувшееся перед ними пространство, — совсем скоро здесь всё изменится. И мы — именно мы будем теми, кто откроет врата. Мы вернём нашему городу его музыку, его детей.
— Кто отпирает врата, тот поздно ли, рано встречает древних богов, — вздохнула Францисса. — Я боюсь, — продолжала она, бросая украдкой взгляд в сторону чёрной громады монастыря. — Я боюсь, что наш грех окажется слишком тяжким.
— Тогда нас не примут даже в Ад, — рассмеялась Принцесса. — Полно вам, Сестра, слышьте Его реквием, наслаждайтесь последними часами покоя.
— Забудем всё, что было, — велела она. — Отринем прошлое, отринем страх, — говорила Алая дева в тон дикой пляски мёртвого скрипача, обхватив свою подругу за талию, кружась в ореоле яркой луны.
Будто срамные тряпки, сброшены все сомнения — глаза монахини вспыхнули, а маска страха на лице сменилась оскалом.
Их уста сомкнулись в жадном поцелуе, и вкус хмельных губ, тепло и влага отомкнули двери города пыльных улиц и забытого детского смеха.
Повинуясь трелям ветхой скрипки, пару окутал вихрь чёрных сумеречников, что кружили и нашептывали забытые тайны, осыпая их платья пеплом.
В нос ударил дурман туйона, до слуха донеслось мерное волнение пока ещё тонкого ручья, а небосвод затянулся сонмом теней неисчислимой бездны кошек, что, раскинув лапы, парили к земле, нисходя из эреба.
Огоньки звёзд один за другим воплощались в мордашки скелетов белых мышей, что отстукивали маленькими клыками ритмы истины.
