Какое-то время человек и пёс смотрели друг на друга. По спине девушки пробежали мурашки. Её женщина непонимающе остановилась, смерила подругу обеспокоенным взглядом, словно не замечая чудовища (а что-то глубоко внутри Дарины кричало о том, что перед ней — чудовище).
Выждав ещё мгновение, странная собака протяжно зевнула, потянулась на задних лапах, выгнулась — и скользнула дальше по своим делам, оставляя за собой лёгкую лиловую дымку.
Школьница быстро замотала головой, прижав ладони к вискам, закрыла глаза, силясь подавить сильный, выжигающий остальные мысли вой. Мир как будто застелило туманом, сквозь который всё ещё прослеживался силуэт странного зверя — бежит вперёд, как будто выслеживает жертву, ищет её. Знает, где она прячется.
Ничего не объясняя удивлённой Оксане, Дарина заспешила по призрачному следу, особо не замечая направления. Дальше вдоль дороги — в переулок, — и за ним, меж домов, спешащих людей, мчащих машин, сама отчасти уподобляясь гонимому призраку.
Её подруга всё это время держалась рядом, и если сначала она пыталась выбить из школьница хоть слово, то потом решила расспросить, как будут на месте.
Сама Дарина тоже не понимала, что с ней. Ею овладело неуёмное чувство страха, тревожности — словно за ней гонится нечто, нечто невыразимое, — и это ощущение всё нарастало. Сознание как будто отключилось: тело просто подсказывало, что надо бежать, всё прочее — потом, если выживет.
Задыхаясь, она всё неслась, пока не достигла цели — небольшого скверика, которого здесь раньше не помнила. Что её удивило — сам город переменился. Всё вокруг потемнело, сгустились сумерки, а наверху — холодное синее небо, лишённое звёзд, тронутое алыми пятнами пожаров на горизонте. Воздух пропитался гарью, а пепел, как снег, опускался к земле, осыпая дорогу прахом.
Дарина шумно выдохнула, решительно отказываясь понимать и принимать увиденное — слишком странные, слишком внезапные и иррациональные перемены. Всего секунду назад они вместе с Оксаной шли по Сумской, а теперь пространство обернулось кошмаром, которому не находилось никакого логичного объяснения. Самое плохое — кошмар продолжался, был едва отличим от реальности. Глаза слезились от жара и копоти, тело пробирал озноб. Голова кружилась от запаха гнили, сочившегося из пульсирующих масс плоти на стенах зданий — настолько сильного, что пришлось зажать рот рукой, задержать дыхание, подавляя рвотный позыв. От всего происходящего она зашаталась, чувствуя, как отступают мысли, а глаза застилает предательски-тёмной дымкой.
