Теперь, став центром внимания, Яна стиснула зубы, напряглась, крепко сжала гитару.
Что они о ней знают, какое имеют право судить? Где они увидели злость, если ей сейчас так хорошо?
— Ах, дитя, — с улыбкой продолжала женщина в алом, поравнявшись с ней. — Ты прекрасна. Твой вальс был выше всяких похвал. Но что за норов, что за оскал, что за безумный взор я вижу в твоих очах. Твои зрачки расширены — не от того ли, что узкому взгляду не дано охватить всех истинных красот мироздания? Слабая, робкая — ты скрываешь в себе столько тяжбы, столько волнения. Загнанная и забитая, ты бежишь, бежишь от всего, что тебе так противно, стараешься забыться, уйти от кошмара, которым обернулась твоя жизнь, в лучший мир иллюзий и волшебства. Разве я не права?
— А вам-то что? — Яна внутренне напряглась, поднялась, смотря незнакомке в глаза.
— Утративший рай настоящей жизни возведёт Пандемониум грёз, — отвечала Скучающая Принцесса, одаряя Яну поклоном.
— Вы бежали, дитя моё, — молила Святая мать за ней. — Ваше тело хрупкое, а на лице — следы побоев. То, чем вы живёте сейчас, не имеет ни малейшего веса. Вы несчастны без маски, что так трудно держать. Вы ведь не сами пришли сюда: Мёртвые коты направляли вас.
Откуда она знает про её видения? — спросила себя Яна. И почему её мягкий голос кажется столь тяжёлым? А эта — красная и седая — отчего её черты так знакомы? Почему её слова укололи сердце?
Взгляд рассеивался, всё как будто в тумане. Голова полнилась звоном, мешая сосредоточиться. Тело отказывалось слушаться.
— Вы злы и отчаянны оттого, что ничего не можете поделать. Жизнь распоряжается вами, а не вы ею, — продолжала Францисса.
Некогда полная сил и негодования девушка ослабла. Её ноги дрожали. Сейчас она уподобилась увядающему цветку, настолько иссохшему, что любой, пусть самый лёгкий, шальной ветер игриво развеет его в прах.
— Мы не даём вам выбора, прекрасная, — говорила вслед за подругой Скучающая Принцесса. — Он доступен лишь тем, в ком остались силы решать. Вы же сдались, обменяв данную вам от природы свободу, оставив свой норов и гнев лишь для собственных иллюзий. Сейчас, ночью, вы чувствовали себя королевой, но что же утром? Вы вернётесь туда, где противно и холодно, в западню, которая уготована всякому, кто готов мириться с привычным порядком. Я не виню вас, ибо вина тому — наш мир, наши люди, что под маской добродетели научились таить сущие коварство и подлость. И чем привлекательнее наряд, тем ужаснее, что под ним. Я же говорю вам: идёмте с нами. В путь, из которого нет возврата. Вам откроется дорога, знакомая с детства — и не найдётся той силы, что сможет противиться вам, вашему слову, вашей воле. Забытые знания, отринутая свобода — всё это вернётся, вдохнёт жизнь в этот опустевший и испитый до самого дна сосуд.
