Детский плач усиливался, слушать его дальше становилось невыносимо. Заткнуть мелкого всем было лень, заткнуть уши — не хватало берушей.
Ребёнок её бесил, а всё, что бесит, изгоняют в забвение.
Потому, когда она поняла, что сама собой личинка не уймётся, то отворила дверь и быстро прошла в гостиную.
В манеже у батареи — дитя, игрушки, как подношения, раскиданы вокруг.
В своих маленьких руках он сжимал плюшевого жирафа и колотил им по всему, что видел.
Мать пыталась успокоить его, но тот кусался, вырывался и на руки не шёл. Молодой отец, судя по характерному гудению, сидел в соседней комнате в наушниках и во что-то играл.
Тан покачала головой: «Ему повезло, что семьи нет дома, иначе вместо „Тигров“ усмирял бы змею, и не ту, что в штанах: там, максимум — гусеница».
С этими мыслями она пересекла комнату: от лестницы вдоль стены, у которой стоял некогда книжный, а теперь — тряпично-пелёночный шкаф, и к манежу. Молча оттащила сестру за свитер, с силой толкнула её на диван. Женщина и слова сказать успела, лишь только открыла рот, захлёбываясь от возмущения.
Тан, не глядя на сестру, резко перевернула «клетку» так, чтобы ребёнок и побрякушки дружно упали на боковую сетку, схватила младенца, как кошару, за воротник, замахнулась — и залепила пощёчину, и следующую, и следующую. Да, ребёнок от этого разрыдался сильнее, но Тан только стиснула зубы, окинула его резким взглядом — и малыш вжал голову в плечи, притих.
Пока женщина ещё не успела окончательно оправиться от шока и была способна только на ругань, девушка, недолго думая, швырнула в сестру её чадом и выбежала из комнаты в прихожую, а оттуда, наспех обувшись, схватив ключи и рюкзак, вылетела на лестничную клетку — и вниз, на воздух.
Для побега не важна цель, Тан просто хотелось скрыться от стоявшего поперёк горла мира.
Гулять хоть всю ночь, лишь бы не возвращаться домой. Да и едва ли она объявится там в ближайшее время, особенно после всего. От такого эта стерва не скоро придёт в себя, а мужику её, кажется, вообще всё равно. «Бесит,» — сплюнула под ноги мысли.
У подъезда оставаться было опасно, поэтому Тан продолжала бег.
Её дом стоял на Сумской, относительно недалеко от Площади Свободы. Именно туда она шла, толком не зная, куда держит путь. Единственная уверенность — хоть куда-нибудь, где нет родаков и навязанных молодых.
Лишь прислонившись к одному из зданий напротив выхода станции метро Университет, она наконец перевела дух и завязала шнурки на кроссовках.
