— Теперь немного яснее, что за рукопись ты начал читать, — проговорил Дроздов. — Но почему космический корабль не сел? Что стало с кораблем? Куда он улетел? Или совершил посадку в другом месте Земли? — Вопросы можно было воспринять как серьезные и в то же время — иронические.
— Справедливые вопросы, — спокойно сказал Хрусталев. — Погадка на Землю была целью звездной экспедиции. Но капитан корабля боялся, что это на тысячелетия задержит развитие земной цивилизации.
— Невероятно! — воскликнул Кашин. — Какие-то загадки.
— Все разъяснится, когда дочитаю рукопись до конца.
— Тогда продолжай, — сказал Кашин. — Фантастика это или нет, но мы готовы слушать.
— А перед этим посмотрите как выглядит в цветных знаках хотя бы начало дневника. Цветная запись на кристалле передает не только смысл речи. Она музыкальна. В буквальном смысле музыкальна.
Хрусталев открыл шкатулку. Через минуту кристалл заискрился, запламенел многоцветными знаками. В чередовании и интенсивности цветных знаков Дроздов и Кашин почувствовали что-то тревожное. И вдруг им почудилась какая-то музыка, какие-то певучие волнующие звуки. В них слышалось чувство такого одиночества и скорби, что все вздрогнули.
— Что это? — спросил Кашин. — Почему такая скорбь?
— Это лишь начало дневника, — сказал Хрусталев. — Не весь он написан в таких трагических тонах. В нем много и ликующих красок и звуков… А теперь наберитесь терпения и слушайте.
***
…Глаза Сэнди-Ски… Я лишь мельком взглянул, лишь на мгновение проник в их глубину. И они мне почему-то не понравились, что-то чуждое отразилось в них. В чем дело? Я не мог дать ясного ответа.
Встревоженный встал с кресла.
— Что с тобой, Тонри? — спросил Сэнди-Ски.
В его словах было неподдельное участие. Да, с таким участием мог спросить только мой друг Сэнди-Ски. И все же мне не хотелось остаться сейчас наедине с ним.
— Видимо, устал, Сэнди, — проговорил я как можно спокойнее. — Я же не отдыхал после торможения. Пойду к себе.
— Конечно, отдохни.
Я вышел и попал в соседнюю рубку — рубку управления. Члены экипажа уже приступили к своим обязанностям. Над приборами пульта управления склонилась тонкая и длинная фигура пилота Али-Ана. Рядом у клавиатуры главного электронного мозга возился аккуратный и трудолюбивый, как муравей, бортинженер Рогус. Он взглянул на меня и улыбнулся.
У меня не было желания с кем либо разговаривать, и я постарался поскорее уйти в кают-компанию. Там никого не было. Спустился по лестнице в коридор, по обеим сторонам которого расположены чаши-каюты — святая святых каждого участника экспедиции. По нашим обычаям в каюту никто не заходил без особого приглашения хозяина, никто не мешал заниматься научной работой, отдыхать, слушать музыку, читать… Вместе собирались лишь в кают-компании.
