Паренек сразу же перехватил его улыбку.
— Живого?
— Да нет, мертвого.
— Жаль, а то б еще пожил петушок.
Оба весело рассмеялись.
Этот парень чем-то напомнил Чупрову Алексея Быкова. Может быть, румяным лицом, на котором нарочитая строгость так быстро сменилась улыбкой. «И там, видать, молоденькие-то липнут к Никите. Оброс дружками. А я, как старый пень, не дружками, поганками оброс».
Чупрову захотелось поговорить по душам, пожаловаться на жизнь и все-все рассказать Бессонову.
— Может, пойдем «помолимся»? — предложил он.
— Что ж, можно для встречи и «помолиться». Мое дело теперь в шляпе, ребята не подведут, — согласился Никита.
В старые времена, когда еще не было базара на этом месте, на окраине пустыря стояла каменная часовенка, поставленная в честь какой-то ныне забытой божьей матери. Позднее к этой часовенке пристроили два кирпичных крыла, повесили над дверями вывеску: «Чайная». В воскресные дни сюда заезжали из колхозов «помолиться». В чайной председатели лучших колхозов, люди солидные и степенные, садились ближе друг к другу, остальные — в сторонке кучками, парочками или унылыми одиночками.
Бессонов сразу направился к столу, где уже сидели трое: толстый и лысый Мартын Лопарев, жиденький, с бородкой Федор Лошадкин и тоже толстый, тоже лысый, только объемом помельче да лысиной потусклее Лопарева Игнат Сивцев. Все трое — не менее известные председатели по району, чем Чупров.
Бессонов же по своему колхозу был намного ниже их всех. Но по тому как он уверенно направился к этому столу, и по тому, как трое председателей с веселой готовностью протянули навстречу руки, Чупров понял: «Не только сам верит, но и этих заставил поверить, что его колхоз скоро поднимется до них».
— Здравствуйте, здравствуйте, — воркующе приветствовал их Лопарев. — Подставляйте стулья, присаживайтесь.
Сам Чупров любил так «помолиться» в степенной компании. Приятно сидеть, разговаривать, зная, что за соседними столиками завистливо перемигиваются: «Ишь, мол, сила уселась!». Теперь же ему хотелось приютиться где-нибудь в уголке, побеседовать наедине с Бессоновым. Но отказываться от компании было неудобно. Подставили стулья, попросили официантку Настеньку «не обойти».
— Как же ты, Маркелыч, сюда заглянул? — начал Федор Лошадкин, двигая бородкой, переваливая в беззубом рту кусок соленого огурца. — Ты теперь высоко летаешь, все больше по городу бьешь. Не мы, бедолаги.
— Хорош бедолага, — затрясся животом Мартын Лопарев, — что ни месяц, то новая постройка! Овощехранилище завернул, что твои палаты! «Бедолага»!
