Районное село засыпало, лишь в отдельных домах мигали неясные огни, Чупрова охватили сомнения:
«Не поздно ли к секретарю? Не сгоряча ли я?»
Окно в кабинете на втором этаже светилось. Чупров привязал лошадь, подкинул ей сена, вздохнул и пошел к двери. Пока поднимался по лестнице, по-ночному тускло освещенной всего одной лампочкой, он вспомнил, как в прошлом году секретарь райкома Сутулов разделался с инструктором Шубным. Шубный, разъезжая по командировкам, не любил отказываться, когда ему «клали на дорожку». А «на дорожку» некоторые усердные председатели подсовывали в сани то живого поросеночка, то пудик крупчатки, то баночку меду. Шубного сняли с работы.
Секретарь райкома поднялся навстречу и сожалеюще чмокнул губами.
— Вот беда, и ночью не спрячешься, — произнес он добродушно. — Садись, садись, знаешь, что не выгоню.
Чупров опустился в кресло.
Они знали друг друга года четыре. Оба придерживались в разговорах полушутливого, полусерьезного дружеского тона. Секретарь райкома обращался к председателю на «ты», у председателя к секретарю «ты» проскакивало, когда увлекался разговором.
— Раз добрался до кабинета, знать, не прогонишь, — ответил Чупров, улыбаясь.
— Только все ж особенно корни не пускай в кресло, хочу еще почитать. Выкладывай, с чем пожаловал.
«С чем пожаловал?» Если сказать, голос секретаря сразу станет жестким, лицо сухим. Чупров почувствовал: он не в силах нарушить этот приятный, дружеский тон. Сами собой подыскались слова:
— Много в райкоме читают. Да-а, много. В прошлый раз пропагандист ваш Колосков заезжал к нам. Мы его просим — лекцию прочитай, а он нам — некогда, завтра к семинару «Анти-Дюринг» проштудировать должен, — Чупров говорил, хитро улыбался, а в душе с тоскливым холодом спрашивал себя: «Что я говорю? Что?».
Сутулов качал головой, осуждающе улыбался. Продолжал улыбаться и Чупров. Он улыбался, а в виски тяжело стучала кровь: «Кончено! Не туда заехал, теперь не повернешь».
— Так. Ну, а как жизнь идет? Давно к нам не заглядывал.
Нужно было говорить, и Чупров, сам удивляясь зазвучавшей в его голосе неподдельной обиде, торопливо стал жаловаться:
— Бессонова-то у нас взяли, а Алексей Быков еще молодой, неопытный. Не ведется у нас никакой идеологической работы. То есть ведется, но с пятого на десятое. Районные лекторы да докладчики мимо ездят.
Сутулов слушал серьезно.
— Ладно, учтем.
Начался разговор о политкружках, о клубе, о подготовке к севу. Секретарь райкома говорил с ним, как с хорошим товарищем; уютно горела лампочка под матовым абажуром, в мягком кресле было очень удобно — так бы и сидел всю жизнь, забыл бы, что есть деревня Пожары, колхоз, правление, крючком согнувшийся за столом Никодим Аксенович.
