— Да бросьте вы! — поморщился Иван Кустов, не любивший споров.
Чупров смотрел на Быкова злыми глазами.
— Ночами не сплю, стараюсь, думаю, лишь бы колхозу на пользу… Других мыслей нет, а тут…
— Не сплю, стараюсь, — перебил Алексей. — Молчат все, а я скажу: лишка стараешься, Маркелыч! Так стараешься, что редко трезвым увидишь тебя нынче!
— Алексей, не доводи до греха!
— Уж что правда, то правда, Маркелыч, — неожиданно подала голос Глафира. — Даже мы, бабы, жалеем, как бы не спился, стараючись-то…
У Глафиры вырвалось это без злого умысла, так, лишь бы слово ввернуть. Чупров резко повернулся к ней:
— А ты что суешься, старое веретено? Что тут торчишь? Марш отсюда!
Но Глафира была не из тех, кого можно запугать криком.
— Ох ты! Я-то с чистым сердцем, жалеючи! А ты… Не любо слушать-то? Прямо скажу, поговаривают люди, поговаривают: председатель — пан в колхозе, что душеньке надо, берет, не спрашивает… Не поводи глазищами-то! Не боюсь!
— Глафира! Выведем! — приподнялся старик Евсеев. — Только крикни еще, возьму за локоток!
— У-у, выводило! Старуху свою выводи!
Чупров стукнул кулаком по столу:
— Марш отсюда! Кому сказано?!
Глафира подхватила свой стул, вздернув острый подбородок, вышла.
— Уж говорят, голубчики, говорят! Не любо слушать-то? — раздалось за дверью.
Чупров вяло махнул рукой:
— Правление кончилось. Хватит, наговорились.
Все стали поспешно подниматься.
Алексей выходил последним. Он был смущен. Попытка одернуть председателя, попытка, на которую он с таким трудом решился, не удалась. Он уже думал: «А может, я слишком резко загнул? Ведь ради колхоза старается».
Лукерья Федотовна молча поставила тарелку со щами и ушла в боковую комнату. Оттуда донесся протяжный вздох:
— Срамота! Дожили…
Чупров, не торопясь, принялся за щи. Он знал, что Федотовна не заставит долго гадать, почему сердита и чем недовольна; пяти минут не вытерпит, снова появится, сложит руки на животе и начнет пилить.
Так и случилось. Он не доел щей, как Лукерья Федотовна вышла к столу, минуту — две молча смотрела на мужа и наконец, убедившись, что ее красноречивый взгляд нисколько его не смущает, сказала:
— Трескает, и горюшка мало, а тут от людей совестно.
Это «от людей совестно» было знакомо Ивану Чупрову. Еще в те времена, когда он стоял за то, чтобы палить Демьяновскую согру, а в ответ ему кричали: «Не желаем! Сменить в председателей!», — Лукерья Федотовна так же стояла перед ним и говорила: «От людей совестно».
Он отставил пустую тарелку.
