— Ах, он не понимает! — Марья сочувственно всплеснула руками. — Да что тут понимать-то? В деревне всё иначе, чем в городе. Ты хоть раз подумал о том, каково моим родителям смотреть людям в глаза? Два года дочь замужем ни пойми за кем! Что же это за никудышный зять, если он до сих пор даже не удосужился показаться в доме тестя?!
— Конечно, я — никудышный! А что, предыдущий, этот ваш Кирюша, бросивший тебя ради Любки, твоей закадычной подружки детства, был намного лучше?! — сорвался с катушек Ветров. — Его в твоих обожаемых Озерках знали как облупленного, только что из этого вышло?! Одну он обрюхатил, на другой женился, а потом и вовсе от обеих мотанул на край земли!
— Не смей так говорить о Кирилле! — Марья побледнела. — Ты его не знаешь и не имеешь никакого права осуждать!
— Что, старая любовь взыграла?! — лицо Ветрова перекосились. — А что, может, тебе снова приползти к нему на коленях и просить его бросить твою подружку?
— Семён, ради бога! — от звона в ушах Марья не слышала собственного голоса. Разлетаясь разноцветными брызгами, перед глазами плясали радужные круги, похожие на мыльные пузыри.
— А что, он такой, он сможет! Ему перешагнуть через любую — раз плюнуть. Вот только вернётся ли он к тебе — это ещё вопрос! — в голосе Семёна послышалось неприкрытое злорадство. — Та, твоя подружка, ему хоть пацанёнка родила, а ты так пустышкой на всю жизнь и осталась!
— Не знала, что ты такой… — сжав кулаки и едва удерживаясь от того, чтобы не разрыдаться посреди людной улицы, Марья на несколько шагов отступила назад.
— Вот что я скажу тебе, Маша, — глядя в лицо жене, Ветров слегка прищурился, и его голос зазвучал едва слышно. — Я долго молчал, да, видно, пришло время. У любой реки два берега, но, как ни крути, метаться между ними всю свою жизнь ты всё равно не сможешь. Если ты всё ещё любишь Кирилла и не можешь его забыть, лучше уходи и не ломай жизнь ни себе, ни мне. Я устал чувствовать себя запасным. Если ты так и не сделаешь выбор, я уйду от тебя сам.
— Но… — ноги Марьи стали ватными.
— Ты хотела сказать: но Кирилл женат, — подсказал Семён. От слов мужа ноги Марьи подкосились, и, не в силах что-либо ответить, она только молча облизнула пересохшие губы. — Мне всё равно, как ты нас развяжешь, но терпеть всё это у меня больше нет ни сил, ни желания. Мне надоело, что твой бывший муж тенью стоит между нами. Либо ты вычёркиваешь из своей жизни его, либо я — тебя, больше вариантов не будет.
