— Манюня, я не пойму, с чего ты так взбеленилась? У нас что, намечается конец света? — пытаясь замять неприятность, Семён ласково коснулся Машиных пальцев, но она резко отдёрнула руку. — Ну, хорошо, я понимаю, ты слегка расстроена тем, что вышло не так, как ты рассчитывала…
— Ах, слегка расстроена?! — громко возмутилась она, но, заметив, что какой-то пожилой гражданин на соседней лавочке с интересом наблюдает за этой сценой, происходящей среди бела дня прямо посреди Тверского бульвара, пошла вперёд и заговорила почти шёпотом. — Полгода назад у нас с тобой был уговор, что в июле, самое позднее — в августе, ты поедешь вместе со мной в Озерки, чтобы познакомиться с моими родителями, разве не так?
— Да, так, Машунь, но за последние несколько дней много чего произошло, — попытался вклиниться в поток Марьиной речи Семён. — Давай я тебе всё объясню…
— Что ты мне собрался объяснять, что?! — с горечью оборвала его Марья. — То, что мы с тобой расписаны уже почти два года, а мои родители ни разу не видели тебя в лицо?
— Но никто же не виноват, что буквально за день до нашей регистрации твоего отца прижало с сердцем и Анастасия Викторовна приняла решение остаться с ним в Озерках, — попытался оправдаться Семён. — Между прочим, я тебе предлагал перенести церемонию на месяц — другой, но ты сама сказала, что это не выход и нет никакой гарантии, что через месяц с Николаем Фёдоровичем не повторится то же самое, — аккуратно напомнил он.
— Можно подумать, что у моих родителей был один-единственный шанс увидеть зятя — на регистрации, — с горечью усмехнулась Марья. — Семён, мне надоело им каждый раз объяснять, по какой причине мы снова не приедем! Конечно, они искренне рады и за Чернышова, успевшего встретить свою тёщу на вокзале, и за племянницу Сильнова, родившую здоровую девочку весом в три с половиной килограмма, и за всех прочих твоих подчинённых, но общаться с мужем дочери только по телефону — это же ненормально! Ты не догадываешься, что мне надоело демонстрировать родителям твой святой лик на фотографиях?
— Маш, пожалуйста, прекрати истерику, — стараясь сдержаться, Семён откинул голову назад и глубоко вздохнул. — Я ни от кого не прячусь, и, если бы твои родители так уж сильно хотели со мной познакомиться, за эти два года они сами не раз могли бы приехать к нам в гости. Скажи, что страшного, если бы не мы приехали в Озерки, а они — в Москву? Я вообще не понимаю, из-за чего сыр-бор разгорелся.
