Смущение на лице Глеба означало, что никаких билетов в театр у него нет. Ирина на это и не рассчитывала — она просто пыталась пошутить, поднять себе настроение, которое не могло не упасть при виде мужа, на ночь глядя опять намылившегося куда-то из дома, да еще и при полном параде. Отобразившееся на его физиономии и услужливо отраженное зеркалом смущение означало также, что общество жены его планами на этот вечер не предусматривалось и ослепительная белизна рубашки в сочетании со строгими линиями темного выходного костюма предназначалась, увы, не для нее.
— Извини… — начал он, сражаясь с узлом галстука. — А, пропади ты пропадом! Никогда не умел справляться с этой удавкой. Ты не поможешь?
— Повернись, неумеха, — с улыбкой потребовала Ирина. Вопрос о театре был довольно ловко обойден, и поднимать его вторично вряд ли стоило: в запасе у этого хитреца имелась сотня способов уклониться от обсуждения не устраивающей его темы. — Вот так, — сказала она, тремя точными движениями завязав галстук, — учись, пока я жива. Теперь, чтобы стать похожим на приличного человека, достаточно просто надеть штаны.
— Ох! — с шутовским испугом хлопнул себя по лбу Сиверов. — Вот спасибо, а то так бы и ушел — в трусах и галстуке…
Ирина вышла из комнаты, чтобы распаковать купленные по дороге продукты и дать мужу возможность привести в порядок гардероб. Ей было немного грустно. Впереди ждал долгий одинокий вечер — один из бесконечной вереницы одиноких, пустых вечеров, проведенных с глазу на глаз с телевизором. А хуже всего было то, что, запирая за Глебом дверь, она никогда не знала, увидит ли его снова. Пытаясь ее успокоить, он говорил, что этого не знает никто: даже школьный библиотекарь или славящийся тишайшим нравом пенсионер, выходя из дома, всякий раз рискует не вернуться. Это было слабое утешение: в отличие от школьного библиотекаря, Глеб Сиверов шел по самому краю, даже когда направлялся в расположенную за углом булочную.
Когда она вышла из кухни, Глеб уже стоял в прихожей, распихивая по карманам пиджака все, без чего не может обойтись современный горожанин, — ключи от квартиры и машины, бумажник, документы, мобильный телефон, пачку сигарет, зажигалку…
— Не грусти, — сказал он, не прерывая своего занятия. — Поверь, поводов для грусти нынче гораздо меньше, чем когда бы то ни было. Чтобы тебе стало веселее, открою маленький секрет: я иду устраиваться на новую работу.
Веселее Ирине не стало. Она была знакома с Федором Филипповичем, знала, что он — единственный, с кем ее муж может быть до конца откровенным, и вскользь промелькнувшее в средствах массовой информации сообщение о его смерти ударило ее куда больнее, чем она могла ожидать. У нее имелись все причины его ненавидеть, но это было просто невозможно — в нем, генерале ФСБ, как это ни парадоксально, с первого взгляда угадывался хороший человек.
