Генрих не ответил и отвернулся. Стало не больно, совсем легко. С письменного стола беспечно улыбался череп, в его глазницах зияла манящая пустота.
Ротбург, зимняя резиденция кайзера.
Раскат грома вытряхнул из забытья.
Свежо, зябко. Гроза будет. В грозу сам Господь бродит по миру и кого тронет огненным пальцем — тот обратится в пепел.
— Томаш, закрой окно!
Генриху бояться нечего. На сердце — безмятежная тишина. Течение мыслей ровное, свежее, лишь изредка нарушаемое далекой суетностью голосов. А еще шепотом: «…спасти… даже одну жизнь…»
Что-то важное, насущное. Вспомнить бы…
— Томаш, подойди!
Камердинер аккуратно прикрыл рамы и отвернулся от окна: свет золотил пушок на лысине и уложенные — волосок к волоску, — кончики бакенбард.
— Да, ваше высочество?
Снова гром. Так странно: гроза и солнце!
Генрих приподнялся с подушек и обнаружил себя лежащим на кушетке, заботливо накрытым шерстяным пледом. На бархатной обивке — черные проплешины.
— Я сорвался, Томаш?
— Перенервничали, ваше высочество. С кем не бывает.
В голосе камердинера выученная вежливость, но глаза тревожны. Такие же были у женщины…. баронесса-как-ее-там?
Генрих рассеянно пробежался взглядом по влажно поблескивающему паркету, новому — с иголочки, взамен прожженного — кителю на спинке стула, собственной забинтованной руке. Сморщившись, потянул за край бинта.
— О, нет, нет! — камердинер в два шага очутился возле кушетки. — Доктор не велел…
— Плевал я на доктора!
Бинт поддался и, извиваясь белым червем, сполз с обожженного плеча. Не страшно, вполне терпимо. Волдыри сойдут, оставив после себя оспенные отметины.
— Ты помнишь ее имя?
— Чье, ваше высочество?
Вот — снова раскат! И суета за дверями.
— Баронессы со славийским акцентом…
— Фон Штейгер, ваше высочество.
«Мой брат такой доверчивый… Вспомните его… дайте показания… какой же вы Спаситель!»
— Именно, — Генрих сел, опираясь на кушетку, и поморщился от короткой прострелившей плечо боли, но все-таки окончательно сорвал бинты и швырнул под ноги. — Она получила протекцию Дьюлы. Узнайте, что их связывает. И работает ли баронесса на тайную полицию.
— Да, ваше высочество. Может, перевязку?
— Пустяк! — отмахнулся Генрих, и Томаш поклонился, умудряясь одновременно поднять бинты и протянуть перчатки. — Запомните еще одно имя: Родион Зорев. Выясните, существует ли такой человек и действительно ли его арестовали вчера ночью после облавы на Шмерценгассе.
В памяти — угловатая фигура, беспокойные руки и ломкий юношеский голос: «Мы, студенты, встанем плечом к плечу рядом с вами! Только дайте знак!»
