Дав пару заданий лаборантам, мужчина развернулся на выход, за ним потянулись остальные.
– Что с Лизой? – попытался узнать я вдогонку. – Ее не было в камере.
Виктор вышел за ограду и оглянулся.
– Она выполняет свою работу, – устало произнес брюнет, после чего меня оставили одного.
Сколько мне пришлось пролежать в странном расслабленном состоянии, неизвестно. Я приходил в себя и снова засыпал. В перерывах были слышны голоса, вроде как лаборантов, гремела моя цепь, пищали головы, плавали стены. Потом мое сознание стало более четче, я помню, как меня возили в белый кабинет, подключали к катетеру трубки, помню запах крови и почему-то вкус ее во рту.
Дни закружились, мелькая и превращаясь в один сплошной. Я перестал ходить. Не знаю почему. Просто забыл, как двигать ногами. Зачем повесили эти кандалы, с ними еще тяжелее. Неужели они думают, что я претворяюсь. Мне прокалывали позвоночник, может, поэтому тело плохо слушалось. Но со временем я смог ползать, и иногда удавалось вставать на колени и так добираться до туалетного отверстия в полу.
Я научился плакать. Теперь это было не стыдно. Лежишь себе на полу, не в силах забраться на кровать, и жалеешь себя. Жалеешь ускользающую жизнь, свои мечты и где-то там существующую мелкую сестренку. Она хоть и далеко, но близко, в одном помещении. Только в каком состоянии? Жива ли…
Как-то мне не удалось забраться на кровать с первого раза, я упал, больно ударив распухшие локти. Полежав немного и отдышавшись, начал подниматься, тут мой взгляд остановился на кирпиче в стене, за которым я спрятал листы, там же был спрятан карандаш. Добравшись до стены, прислушался, не идет ли кто по коридору, затем тихонько вытащил кирпич, достал листы с карандашом и написал Лизе записку. Ваня ведь придет еще, он согласится передать, он добрый.
Просидев некоторое время у стены с листами в руках, я решил написать что-то вроде послания тому, кто будет здесь после меня. Да… Словно завещание по старости. Даже смешно, ведь мне только двадцать. Наверное.
Меня увлек процесс послания, я описывал все, начиная с выпуска из детского дома и заканчивая сегодняшним днем. Я занимался этим долгое время, пряча каждый раз свою драгоценность за кирпич, когда меня увозили в белый кабинет. Отлежавшись, снова спускался с кровати и принимался за дело.
Иван появился через долгое время. Сказал, что ездил с братом домой, наверное, у Гриши было что-то вроде отпуска. Я передал своему другу записку, и он вернулся с сообщением, что Лиза все прочла и улыбалась, хотя почти не встает и давно не улыбается. И еще Ваня сказал, что она вся в синяках. Эта новость меня очень расстроила. Я плакал ночью в подушку и скреб сломанными ногтями о кирпичную стену. Хотелось стукнуть кулаком, но резкие движения мне уже давно не удавались из-за распухших воспаленных локтей. Я беспомощен. Когда-то клялся Лизе, что буду защищать ее до смерти, а теперь лежу на грязном холодном полу, а она где-то там, и я даже не знаю, в каком состоянии.
