Отпустив его руки, я спросил:
– «Ты правда никому не рассказал о том, что мы с Лизой хотели уйти?»
– «Нет, не рассказал».
– «А ключи ты достал?»
– «Да. Но меня поймали и наказали. Мне нельзя без разрешения ничего делать».
– «Наказали? Как наказали?»
– «Били по рукам».
Я ужаснулся:
– «Били?! Прости, это из-за меня, прости… Больно было?»
– «Да. Тебя тоже били?» – вдруг спросил Иван, глянув на синяки, оставшиеся от дубинки, когда меня поймали у камеры Лизаветы.
– «Били. Но это ничего, я все равно хочу уйти. А ты знаешь, как там Лиза?»
– «Знаю. Она чем-то заболела, ей плохо. Они не могут помочь».
У меня потемнело в глазах. Как это заболела… Держись, сестренка, нам еще предстоит длинный путь из этих стен. Только не хандрить.
– «Ваня, передай Лизе от меня слово "не хандрить", ты можешь?»
– «Могу. А она поймет меня?»
– «Да, ты прав, она не поймет. Что же делать… А, вот, принеси карандаш и кусочек бумаги, я напишу, а ты ей передашь».
– «Мне нельзя брать карандаш, он острый».
– «Понял. А бумагу можно?»
– «Да».
– «Тогда принеси, пожалуйста. Только смотри, чтоб никто этого не видел, а то снова накажут».
Иван кивнул и скрылся за углом коридора.
Я прильнул к решеткам, глядя в сторону поворота. Сколько времени прошло, не знаю, но вдруг появились охранники. Они шли медленно, разговаривая по ходу, и так увлеклись, что не заметили, как остановились напротив моей камеры. Я замер, когда увидел Ивана, вынырнувшего из-за угла. Охранники замолчали, наблюдая, как Ваня засуетился при них. Он прошел мимо моей камеры, отрешенно глядя перед собой, и исчез в другом конце коридора.
Когда я остался один, снова прижался к решетке, выглядывая своего друга. Я переживал за парня, ведь ему приходилось обманывать и изворачиваться, да еще получать за это. Господи! Я учил врать чистого наивного ребенка, принимал побои сам и подставлял его. Прости…
Через время Иван снова появился. Он протянул мне влажный скомканный лист бумаги и даже улыбнулся.
– «Спасибо тебе, друг!» – сказал я.
Ваня стоял и смотрел своим открытым взглядом, покусывая нижнюю губу.
– «Я сейчас напишу, а ты отнесешь Лизе, хорошо?»
– «Да».
– «Тебя не поймали в этот раз?»
– «Нет, я спрятался».
– «Молодец, это хорошо, что не поймали. Сейчас тоже старайся, чтоб никто не видел, как ты передаешь Лизе эту записку».
Я стал оглядываться, в поисках того, чем написать, и не нашел ничего кроме грязи на полу. В детском доме нас раз в неделю заставляли "генералить" свои комнаты, и техничка всегда выговаривала, что грязнее всего у плинтусов и в углах, потому что там никто не трет. Плюнув на плинтус, я повозил там пальцем, радуясь собравшейся черноте, и написал на бумаге "не хандрить". Снова смяв лист, отдал Ивану со словами:
