Беспутный предок вряд ли стал бы шифровать сентиментальные воспоминания о том, как мадемуазель Мими подарила ему кружевной платочек (хорошо, если не засморканный). Этот парень был тот еще ходок, и платочков этих у него, надо полагать, насчитывалось четыре сундука и два комода. Репутация у него была — врагу не пожелаешь, так что воспоминания о каких-нибудь своих неблаговидных проделках он тоже вряд ли стал бы шифровать — чего шифровать-то, когда похождения твои известны каждой собаке, да еще и с такими присочиненными подробностями, о каких ты и сам не подозреваешь?
Тетрадочка запросто могла содержать в себе что-то важное или, как минимум, очень любопытное.
Дмитрий вернулся к первой странице и присмотрелся к шифру внимательнее. Его губы тронула снисходительная улыбка: да, это шифр! Тайна, понимаете ли, за семью печатями… То ли предок сам был не шибко умен, то ли придерживался крайне нелестного мнения об умственных способностях окружающих. Тайнопись-то детская!
Шифр и впрямь был самый что ни на есть примитивный. Значки-иероглифы вставлялись в текст либо вместо пробелов, либо вместо знаков препинания, либо вместо каких-то букв. Судя по всему, каждая буква алфавита была заменена произвольно подобранной парой — другой буквой, цифрой или вот таким непонятным значком.
— Ха! — громко произнес Дмитрий. — Извини, тезка, но все твои секреты мы за полчаса расколем в лучшем виде.
Примерно такой же шифр, как тот, которым пользовался предок Дмитрия, был описан классиком детективного жанра в «Пляшущих человечках». Там соль фокуса заключалась в том, что никто не понимал, зачем преступник рисует схематические изображения человеческих фигурок в различных позах. А как только великий сыщик Шерлок Холмс сообразил, что это на самом деле не рисунки, а надписи, в которых человеческие фигурки служат заменой буквам, расколоть шифр не составило никакого труда…
Забыв о своем намерении навести в коридоре порядок, Дмитрий рассеянно выбрался из груды старых вещей, сходил в гостиную за ручкой и бумагой, а затем устроился со своей находкой на кухне, закурил и взялся за расшифровку.
Локомотив, призванный доставить его к месту последнего упокоения, дал свисток и с лязгом тронулся с места. Но увлеченный работой Дмитрий Крестовский этого, естественно, не заметил.
Ирина Константиновна Андронова, искусствовед, вошла в уютное кафе, с давних пор облюбованное служителями муз — художниками, писателями, музыкантами, а также коллекционерами. Захаживали сюда, хотя и намного реже, актеры театра и кино; кто тут не появлялся, так это поп-звезды — независимо от величины и яркости, их здесь не жаловали, а звезды этого не любят. Бывали здесь также и недавние бандиты, а ныне преуспевающие бизнесмены, измученные жаждой культурного общения и мечтающие прикоснуться к большому искусству через посредство его адептов. Этих здесь немного побаивались, но в общем любили: будучи, как правило, вполне разумными людьми, они отлично понимали, какое место занимают в мире искусства, и вели себя соответственно — тихо, вежливо, культурно и предупредительно (насколько были способны).
