Антикварное золото | страница 53



Сознание своей взрослости, предвкушение праздника и подарков, ожидание чуда, содержащегося в хрустящем коричневом свертке, — все это было так остро и сильно, как бывает только в детстве, когда чувства еще не успели притупиться от долгого и небрежного использования. И такими же, если не более сильными, были разочарование и обида, когда под волшебной оберточной бумагой обнаружился мятый и помутневший от частых стирок полиэтиленовый пакет, а в нем — горсть дешевых шоколадных конфет и связанная руками все той же троюродной тетки кофта. Не свитер, не джемпер даже, а вот именно кофта — почти девчоночья, противного бледно-фиолетового цвета, да еще и с красными пуговицами! Хорош подарочек, нечего сказать…

Дмитрий развернул холстину, и детское чувство разочарования вернулось. Там, внутри, была не икона в тяжелом золотом окладе (а хоть бы и без оклада, только бы старинная и редкая!) и даже не просроченные полвека назад сталинские облигации, а просто какая-то тетрадь — правда, тоже старая и даже старинная, разбухшая и потрепанная, в покоробленном кожаном переплете, на котором поблескивала потускневшим, частично стершимся золотом затейливая монограмма: «Д.А.К.».

Крестовский осторожно, чтобы не повредить, открыл тетрадь и озадаченно хмыкнул: первая страница была густо, убористо исписана какой-то абракадаброй. Чернила порыжели и выцвели, однако текст оставался достаточно разборчивым для того, чтобы понять: это не текст, а какая-то дребедень. Строчки тянулись сплошняком, без пробелов и переносов, а буквы в них никоим образом не желали складываться во что-либо осмысленное. Кроме того, тут были не только буквы, но и цифры, без видимой системы разбросанные по всему, с позволения сказать, тексту, и даже какие-то непонятные значки — не то иероглифы, не то и вовсе бессмысленные закорючки.

Дмитрий быстро перелистал тетрадь. Она была исписана примерно на три четверти — и все той же не поддающейся прочтению белибердой. «Точно, псих какой-то писал, — решил он. — Интересно, были у нас в роду сумасшедшие? Черт, и спросить не у кого…»

Тут ему подумалось, что версия о сумасшествии не выдерживает критики. Даже если это был тихий, милый, забавный и всеми любимый придурок, его каракули вряд ли заслуживали того, чтобы бережно хранить их десятилетиями, нести, передавая от поколения к поколению, сквозь войны и революции, нищету и скитания…

Скорее уж это был какой-то шифр.

И вот тут-то, стоило ему подумать о шифре, Дмитрия осенило: ба! «Д. А. К.»! Дмитрий Аполлонович Крестовский, вот это кто! Дамский угодник, задира и дуэлянт, авантюрист, запятнавший родовую честь, — словом, кто угодно, но только не тихий сумасшедший, лопочущий что-то на птичьем языке и заполняющий тетради бессмысленными каракулями! Так вот это чья тетрадочка! Вот кто исписал бог знает сколько страниц самолично изобретенным шифром!