Дентон встал. В нем было не более пяти футов восьми дюймов росту, и Тэннер, тоже поднявшись, глядел сверху вниз.
- А прорвусь-то я, - осклабился он. - Тот чувак из Бостона, не успев доехать до вас, дал дуба, а я пригоню в Бостон живой. Меня заносило аж до Миссис Хиппи.
- Вы лжете!
- Ни хрена! И если вы когда-нибудь разнюхаете, что я не соврал, то вспомните: у меня в кармане цидулка про «любые противоправные действия» и все такое. Туго мне тогда пришлось, хоть и подфартило. Но я побывал у самой Миссис Хиппи, а никто из твоих знакомцев такого о себе не скажет. В общем, по моим прикидкам, это, почитай, полдороги, а коли я забирался в такую даль, то и другую половину осилю.
Они направились к двери.
- Язык не поворачивается для добрых пожеланий, тем более - от души, - вздохнул Дентон, - и все-таки - удачи. Как бы то ни было, я пекусь не о вас.
- Ясный хрен.
Дентон открыл дверь и тотчас распорядился:
- Снимите с Тэннера наручники. Он едет.
Полицейский с пистолетом передал оружие тому, кто угощал Черта куревом, и зашарил по карманам в поисках ключа. Наконец он отомкнул браслеты и, отступив от Тэннера, подвесил наручники к ремню.
- Я с вами, - объявил Дентон. - Гараж внизу.
Они вышли из приемной. Миссис Фиск достала из сумочки четки - розарий[1] и склонила голову. Она молилась о Бостоне, о душе его почившего посланца и даже за Черта Тэннера замолвила словечко.
* * *
Звонил колокол. Его монотонным, безжалостным, неумолчным голосом полнилась вся площадь. В отдалении били другие колокола, и этот хоровой плач рождал адскую симфонию, звучавшую, казалось, с начала времен.
Франклин Харбершир, президент Бостона, отпил глоток холодного кофе и раскурил потухшую сигару. Уже в шестой раз он взял сводку потерь, перечитал последние цифры и опять бросил бумагу на стол.
Письменный стол президента усеивали бумаги, усеянные цифрами, усеянными пеплом, - и все это не имело никакого смысла.
Семьдесят шесть часов, проведенных без сна, давали о себе знать: любые данные представали дичайшим бредом, и особенно - попытки подсчитать уровень смертности.
Харбершир откинулся на спинку кожаного кресла, зажмурился и снова открыл глаза. Внутреннему взору они виделись двумя красными расплывчатыми ранами.
Президент понимал, что данные отчета устарели. Вдобавок они были изначально неточны, поскольку (он знал это) многих покойников просто не нашли.
Колокола твердили: его народ медленно погружается во тьму, что испокон веков таится в полудюйме от жизни, ловя момент, когда поддастся хрупкая перегородка.
