— Горбатого могила исправит, — хохотнула Оле, — скорее всего, он остался все таким же заносчивым и самовлюбленным снобом.
— А еще он бабник, — добавила Леся и покраснела, хорошо, что ночь была достаточно темной.
— Да ловеласом был, да и остался, наверное, — согласилась с ней ее половинка.
— Как много на свете красивых кошек,
Как мало меня по отношению к ним,
Хочется объять необъятное, — промурлыкал лазурный котяра, появившийся рядом с девушками, как всегда внезапно.
— Веня, вот сейчас это ты зря, — вскочила Оле и скинула лазурного кота со стога.
— Восточная мудрость, между прочим, а стих — хайку называется, недообразованная ты моя. А ты сразу руки распускать. Поэта всяк норовит обидеть. Уйду я от тебя. К Лесе, — произнес обиженным голосом фамильяр, оказавшийся в одно магическое мгновение опять на самом верху.
— Да скатертью дорожка, — хмыкнула Оле, выуживая из сена второго кота и прижимая к себе.
— Я ее, можно сказать, два раза с малолетства воспитывал, магии обучал, а она другого меня предпочла. Леся, я твой навеки, — промурлыкал Вениамин, подставляя свою голову под ласковые руки девушки.
— Махнемся, не глядя, — не осталась в долгу Оле.
— Ты мне все кости сдавила, — мякнул Миня, — нет уж, я привык к твоей адекватной половинке, пусть Веня страдает от твоей неуемной любви, он поэт, ему страдать положено.
Вениамин возмущенно муркнул, сел на свой хвост, прижал лапу к сердцу и продекламировал очередной 'шедевр':
— Да я поэт и тем горжусь,
Ты мне в подметки не годишься, — обратился он в сторону своей фамилирьярной половинки:
— Моя любовь границ не знает,
Там у сарая кошечка страдает.
И одного не понимает,
Чего я с вами тут торчу,
Когда она меня там ожидает?
И трах… — тут его пасть зажали лапой, не дав закончить.
— Ты бы думал, какие стихи можно декламировать в присутствии невинных девушек, а какие — на ушко своей очередной хвостатой пассии. Но и от Муськи понимания не жди, она только последнюю неоконченную сточку уразумеет и то в действии, — недовольно произнес Миня.
— Ну, так я пошел искать вдохновения, счастливо оставаться — муркнул Веня, и исчез в известном направлении, к сараю, где светились во тьме два глаза местной усатой красотки.
— Вот же прохвост, нигде своего не упустит, — улыбнулась Оле, а Леся опять покраснела.
Спать никому из оставшихся на стогу не хотелось. Девушки делились, как они жили друг без друга, фамильяр изредка вставлял свои реплики в их разговор. Расстаться друг с другом они уже не мыслили, а потому решили, что Леся улетит с ведьмочками в Забугорье, а Оле останется на некоторое время Ядвигу Яниновну укрощать, пока та сама ее к теткам не отправит. Решив главный вопрос, они тут же уснули. Леся одной рукой прижала к себе Миню, а другую ее руку — Оле так из своей и не выпустила. Счастливые улыбки застыли у обеих на губах, а сон им снился один на двоих о прекрасном принце из Зазеркалья, не оценившего 10 лет назад своего счастья.
