– Мы нанесли ее на карту, потому что все легенды говорят, что она там есть. Но сами не видели и не поручимся, что это не выдумки. – Мэри прочертила пальцем линию. – Вот отсюда лучше выйти. Наш Холм здесь выходит на равнину, которую облюбовал для себя Таобсьер. Ему будет все равно, если во время его дежурства кто-то выйдет в Холмы, и это место достаточно ровное, чтобы идти прямо и ни разу не сбиться. Если Церковь и правда есть…
– Церковь правда есть, – перебил Рубашечник. – Я видел ее своими глазами. Но я так же видел и Топи, и Вечерний мост. Мы должны попасть на мост так, чтобы ни шагу не ступить в Топи, иначе мы все погибнем, не говоря уже о Бетти.
– Какие еще Топи? – нахмурилась Бетти.
До этого момента разговор шел только про блуждающие Холмы и буйствующие ветра, и с ними она как-то уже смирилась. Но Топи стали для нее чем-то новым.
– Топи… – замялась Энн.
– Топи это Топи, – пришел ей на помощь Рубашечник. – Ты же помнишь, как чувствовала себя, когда поняла, что Ткачиха тебя плетет?
Бетти кивнула.
– Я была в отчаянии и постоянно плакала.
– А теперь?
– Некогда мне теперь плакать. Я выбраться отсюда хочу!
Рубашечник рассмеялся:
– Вот! Молодец, боевой дух! Только мы все рано или поздно уставали от отчаяния и слез. Иначе бы никто не мог даже попытаться что-то изменить. А куда делась вся тоска и печаль?
– Топи – это боль всех-всех-всех, кого Ткачиха когда-либо сплела, – грустно сказала Мэри. – И если угодить в ловушку, никогда оттуда не выберешься. Нет ничего более затягивающего, чем чужое отчаяние. Со своим ты еще можешь попробовать побороться. Но чужое одолеет тебя в считанные минуты.
– Тогда я точно не хочу провалиться в Топи, – поежилась Бетти.
– Поэтому мы в Топи и не пойдем, – Рубашечник постучал ногтем по карте. – Вечерний мост потому так называется, что появляется только по вечерам. А в Холмах всегда сумерки, поэтому вечер можно только вычислить… Или надеяться на удачу.
– Скорее уж вечер приходит, когда появляется мост, чем мост появляется под вечер, – тряхнула кудрями Энн. – Совершенно безумная затея.
– Мы с тобой останемся здесь и будем пить чай, – успокаивающе погладила ее по рукаву Мэри и наткнулась на яростный взгляд:
– Мы?! Мэри! Опомнись! Если мы останемся здесь и будем пить чай, мы никогда в жизни не узнаем, чем все закончилось. Ты хочешь навсегда остаться в неведении?
Рубашечник нахмурился и скрестил руки на груди, разом растеряв всю веселость.
– Девушки, так не годиться. Вам с нами идти опасно.
