Так или иначе, Сетех одновременно оказался и злейшим соперником Зандреха, и его закадычным другом, став даже ближе, чем родной брат, как утверждал немесор. Тогда как Зандрех являлся непревзойдённым полководцем, Сетех преуспел в методах психологической войны: в пропаганде, шпионаже и манипулировании.
После того как оба аристократа получили назначения, им вверили по армии и отправили сражаться в болота Ямы во время кровопролитных междоусобных войн Сецессии. Именно в той кампании Обирона, на тот момент уже ветерана, приставили к Зандреху в качестве варгарда, вследствие чего он присутствовал в роли стража на многих попойках, устраиваемых двумя молодыми офицерами. Обирон видел, как они вместе сражались, охотились и смеялись, празднуя победу за победой. Видел, как они препирались и спорили из–за карт местности, и воочию наблюдал, как, испив из чаш до дна, они поклялись друг другу в вечной верности.
Но также он видел, в каких тонах Сетех говорил о Зандрехе перед другими лордами, когда того не было рядом, и помнил его взгляд, когда хозяин рассказывал приятелю свои секреты. Не раз Обирон был свидетелем того, как Сетех использовал информацию, сообщённую ему в доверительной беседе в пиршественном шатре, чтобы на следующий день вырвать победу. И наконец, накануне решающей битвы за Яму, он был там, когда Сетех наконец–то осуществил свой заговор по убийству Зандреха. В тот раз Обирон уже не просто смотрел со стороны.
Сетех натравил пару охотничьих сколопендр — тех самых, что сейчас в шутку боролись с Зандрехом, своим чириканьем заполняя межузельную линию связи. В прошлом они были живыми существами, а не каноптековыми конструкциями, что теперь вмещали их разумы, но и тогда они представляли не меньшую опасность. Обирон засёк, как они ползли по болоту к заднему выходу из царского шатра, и только его умение владеть клинком заставило их отступить. До сих пор металлическое тело Обирона помнило раны, нанесённые их жвалами его телесной оболочке.
Конечно, Сетех замёл следы достаточно хорошо, чтобы Обирон ничего не смог доказать, а на утро раны охранника высмеяли и списали на несчастный случай, приключившийся с ним ночью. Затем последовали битва и долгожданный триумф, и варгард ни словом не обмолвился о покушении на своего господина.
Многие годы спустя он твердил себе, что это всего лишь вопрос протокола, ведь для солдата его касты обвинить дворянина в измене было равносильно самоубийству. Когда это оправдание истёрлось о точильный камень его совести, он убедил себя, что Зандрех всё равно никогда бы не поверил его словам, если бы Сетех выступил с опровержением. Но в итоге Обирон принял правду: он ничего не сказал Зандреху, потому как знал, что это подкосит его.
