Пусть флагман немесора Зандреха, корабль-гробница типа «Каирн» под названием «Яма», был далеко не самым крупным и хорошо вооружённым звездолётом в армаде Саутехов, он мог похвастаться роскошнейшими банкетными залами. Престарелый генерал очень гордился тем, что он упорно называл «знаменитым гостеприимством Ямы», и неприлично большая часть внутреннего пространства корабля отводилась под угрюмые кухни и судомойни, где со времён Войны на небесах не появлялось ни кусочка пищи. Эти помещения патрулировались легионами поваров, слуг и дегустаторов — хмурыми созданиями, которые обладали даже меньшим умом, чем воины, и не имели никакой работы уже целую вечность.
На вершине этого бесполезного участка корабля располагался громадный пиршественный зал, представлявший собой вздымающийся склеп из изумруда и серебра. Из его уникальных хрустальных окон открывался панорамный вид на завоёванную планету внизу, а главный кольцеобразный стол украшали мозаичные картины самых громких побед Зандреха; на каждом изображении окуляры некронских войск сверкали драгоценными камнями, захваченными в покорённом мире. Существо, способное оценить такие вещи, сочло бы комнату неописуемо прекрасной, однако, вглядываясь в мрачные лица сидевших за столом, Обирон позволил себе развлечения ради поразмыслить о том, кто из присутствующих меньше всего хотел тут находиться.
Уж точно не Зандрех. Он пребывал в приподнятом расположении духа, держа в руке кубок и рассказывая о своих успехах в кампании. Вскоре после триумфа на равнине главная кузница была разрушена, а затем и имперская столица. Уловка с тяжеловозом и ассасином оказалась последним проявлением человеческой изобретательности, и Зандрех даже разочаровался, не встретив более никаких сюрпризов. Теперь, когда все основные планеты системы принадлежали Саутехам, оставалось только выжечь остатки сопротивления на лунах и астероидах. Зандрех называл эту фазу войны эпилогом и обычно проводил её за пышными обедами и сочинением бездарных стихов, в то время как солдаты зачищали территории. Так что немесор как минимум выглядел довольным.
Тогда может лорд Батрег, сидевший на восемьдесят третьем градусе стола? От его посмертной маски исходила осязаемая ярость, словно жар от звёздной пыли. Очнувшись от сна, широкий и пепельно-чёрный Батрег возмущался тем, что потерял свои привлекательность и обаяние, и очень жалел себя. Однако насколько помнил Обирон, Батрег никогда не выделялся ни тем, ни другим. А вот чувства собственного достоинства он не растерял нисколько: Батрег происходил из более знатного дома, чем даже Зандрех, и ждал того дня, когда немесор покажет себя некомпетентным. Он мечтал о том, чтобы поскорее случилась битва, в которой старый генерал совершит роковую ошибку, что позволит Батрегу занять законное место на троне Гидрима. И всякий раз, когда этого не происходило, он всё больше и больше становился озлобленным. Вдобавок, Батрег командовал тринадцатой декурией — той самой, что так и не смогла отозвать на базу шесть процентов личного состава после крушения на неё вражеского транспорта. Его самого наполовину разорвало во время боя — а повторная сборка редко кому поднимала настроение.
