— Это смешно, Фелиция.
— Смешно? Почему же еще ты предполагаешь, что можешь закрыть глаза и телепортироваться… на Таити? Поэтому я спрашиваю себя, кто или что мог себе это представить? Ты инопланетянин? У тебя восемь рук или щупальца или…
— Что?
Хмурый взгляд свел его брови.
— Конечно, нет. Не сходи с ума.
Значит, он не был пришельцем.
— Призрак?
— Разве я выгляжу мертвым?
Нет, очень даже живой. Здоровый, великолепный, такой мужественной, что ее пульс не замедляется…
Плохие мысли.
— Ответь на вопрос.
— Это абсурд. Остановись…
— Когда я узнаю правду, остановлюсь. Должна ли я защищать свою яремную вену от тебя? Купить ожерелье из чеснока?
Харстгров переключил передачу, повернув слишком быстро, и выругался.
— Вампиры — мерзкие создания, ушли недалеко от каннибалов. Я бы лучше убил себя.
Верно, тогда так бы и произошло.
— Ты покрываешься мехом в определенные фазы Луны?
— О, боже.
Он закатил глаза.
— Это просто абсурдно. Оборотни не едят пищу из посуды. Как ты думаешь, я мог бы быть членом пэрства и фотографироваться так часто, если бы не мог управляться с вилкой?
Значило ли это, что он знал одного? Или он отвечал на вопросы просто, чтобы сбить ее с толку?
— Значит, не оборотень?
— Определенно нет. Мне нравится принимать душ больше, чем раз в десять лет. Я обычный человек.
Она сморщила нос от вони.
— Это не так. Зомби? Демон?
— Господи! Я не восстал из могилы и не пришел из ада.
Он уставился на нее, его терпение явно было на исходе.
— Хотя чувствую, как будто сейчас я там и нахожусь.
Она хмурилась.
— Эльф? Фея? Какое-то другое магическое существо?
Он издал многострадальный вздох.
— Остановись. За три минуты я превратился из уличного бандита с мешками для мелочи в бледного карлика с острыми ушами. Я очень устал.
Фелиция бросила на него злобный взгляд. Правда, Харстгров выглядел уставшим, но это был, в основном, предлог, чтобы не отвечать на ее вопросы. И все же ее нос сказал ей, что она не докопалась до правды… еще.
Фелиция задумчиво похлопала себя по подбородку. Герцог не мог не смотреть. Она выглядела очаровательно, когда была настойчивой.
Она наклонила голову и пронзила его другим пристальным взглядом, который возбудил его.
— Ваша Светлость…
— Саймон, — поправил он.
Он ненавидел, когда его называли «Ваша Светлость», как будто он чертов балетный танцор. Но еще больше он хотел интимности, хотел услышать свое имя на устах Фелиции.
— Больше никаких вопросов.
Какой смысл признаваться, что он волшебник? Рядом с ней он не мог этого доказать. Так как она была, вероятно, Неприкасаемой, любой вид заклинаний был невозможен.
