— И что? В ней прекрасно умещаются два человека. Или ты со своим Стасом никогда не лежала в ванне?
Валентина знала эту ухмылку, только сейчас она не позволила ей расслабиться, а наоборот сковала холодом каждый мускул. Ей даже показалось, что тело ее скрипит, словно у заржавевшего железного дровосека, когда она сделала первый нерешительный шаг к середине комнаты. И когда медленно подняла руку к волосам, вновь прокляла рубин.
— Тише, это же фамильная драгоценность! — усмехнулся Дору. — Право не знаю, что больше подействовало на отца: твоя игра или же моя щедрость. Но он верит в нашу любовь, как бы безумно это не звучало, — он перестал улыбаться. — Залезай скорее в воду, потому что отец прав, и завтра ты проснешься с соплями, а лечить у нас их тут, как сама понимаешь, некому и нечем!
— Но… — Валентина наконец стащила с пальца перстень, и тот теперь висел на ее волосах и жутко тянул к ванне, в которую тут же и уперлось ее колено.
— Ты что, стесняешься меня? — длинные ногти юного графа ловко высвободили из плена перстень, не уронив с головы девушки даже волоска.
— Ну типа того…
— Стесняться глупо. Мне сто пятьдесят лет. Меня женским телом не удивишь и не возбудишь. А бояться — глупее вдвойне. Мы же с тобой в одной связке. Залезай!
Дору надел освобожденный перстень себе на палец и стал разглядывать камень на свет керосиновой лампы. Валентина тем временем бросила на спинку деревянного кресла халат, который захватила из своей спальни, стянула мокрый свитер, не решившись снять его заранее, чтобы окончательно не продрогнуть в каменных коридорах. На пол упали джинсы, футболка…
Дору демонстративно намыливал губкой свои тонкие мальчишеские руки, даже краем глаза не глядя на обнаженное женское тело, чтобы пальцы его обладательницы не запутались в нижнем белье. Валентина благодарно вздохнула и перекинула ногу через край ванны. И тут же выдернула ее обратно.
— Я понимаю, что холода ты не чувствуешь, но и тепла тоже? Здесь же свариться можно!
— Привыкнешь, зато ноги об меня не обморозишь, — улыбнулся Дору и, ухватив девушку за руку, закинул в ванну.
— А ты действительно теплый… — вскрикнула Валентина, встретившись с его коленкой.
— И тебя сейчас отогреем.
С этими словами он выжал губку прямо у нее над головой и звонко рассмеялся, вдруг на глазах превратившись в озорного мальчишку. Валентина никак не могла привыкнуть к таким метаморфозам: с ужасающей быстротой в зависимости от выражения лица менялся возраст вечно молодого вампира. Порой, когда Дору о чем-то задумывался, ей начинало казаться, что в его светлых волосах блестят седые нити, но с первой же улыбкой напускная серьезность разбивалась об неудержимое молодое веселье. Вот и сейчас его смех был настолько заразительным, что ей стоило большого труда надуться, ведь он прекрасно знал, что она не собиралась мочить и так влажные волосы.
