— Нет, бываю наездами, раз в десять лет, когда сильно заскучаю по Моцарту. Первый раз меня привез сюда отец специально, чтобы познакомить с ним.
— С его музыкой? — попыталась я встрять в разговор. Кажется, сумасшедшим нельзя позволять заговариваться.
— Нет, именно с ним, — ответил Альберт без тени улыбки. Лицо у него сделалось даже немного грустным. — Отец по-глупости надеялся, что гений даст непутевому сыну пару уроков, но я не особо верил в удачу, потому что Бах уже поставил на мне крест. В прямом смысле, а мы, вампиры, не очень это любим.
Вот тогда я и оступилась, и Альберт тут же рассыпался в извинениях: не заметил лужи, спешил успеть до дождя, забыл про мои каблуки… Я не стала уточнять про вампиров. Он не бледный, ногти подстрижены достаточно коротко, и сердце у него билось — я слушала его стук, как учил в «Грязных танцах» герой Патрика Суэйзи. Но напоминать про сердечную неувязочку не стала, потому что хотела услышать продолжение вампирской истории.
— Нам, деревенским трансильванцам, тяжело надолго оставаться в чужом городе, а Моцарт не Бах и добровольно никогда бы не приехал в наше захолустье. Отец хотел убедить его по-своему, но я устроил скандал и не позволил применить насилие к гению. Я вообще против насилия.
Я кивнула. Вампиры-пацифисты, наверное, в Австрии сейчас в тренде, как и неофашисты. Думаю, нам с тетей Зиной придется купить теперь ящик водки для пересказа сумасшедших вампирских историй.
— Моцарт часто устраивал вечера у себя дома, но попасть туда без приглашения было нереально, но нам повезло послушать его в чужом салоне. Я даже сидел на том же месте, что и сегодня, а на твоем сидел отец. Он умер. Давно. Но я до сих пор скучаю по нему.
И Альберт опустил глаза. Я крепче вцепилась в его руку:
— Я тоже очень скучаю по матери. Она умерла три года назад. А отца я никогда не знала.
— А я не знал мать, — с той же тихой улыбкой отозвался мой сумасшедший вампир. — Она умерла при родах, и потому отец часто смотрел на меня с ненавистью. Думаю, он хотел убить меня за нее, но случайно подарил бессмертие. Но я любил его всей душой, хотя часто впадал в ужас от его непомерной жестокости к женщинам, которым он мстил за мою мать. Но тебе это неинтересно. В городе Моцарта можно говорить только о Моцарте и о его музыке, ведь так?
Я кивнула. История болезни прорисовывалась достаточно ярко — пусть было темно, и клумбы потускнели. Мы пошли дальше, ежеминутно поднимая глаза к мрачному небу. Хотя я скорее их закатывала на очередную фразу про Моцарта.
