В январе, когда прилетали с очередной вахты, опять отправлялись. Теперь кавалькада катила на подлёдную. Зарипов, конечно, впереди. Опять расставлял, указывал, где бурить лунки. Сам в пышной песцовой шапке с дом, в реглане, в унтах. Рядом с сидящими рыбаками были воткнуты пешни. Рыбаки терпеливо трясли над лунками короткие прутики. Иногда вытаскивали ими. Вытащенные щуки на льду замерзали не сразу. Долго елозились, изгибались. Подобно вялым, вязким мечам. Чечин поглядывал. Старался не отставать. Тряс. Тоже вытащил в конце концов. Щуку. Одну.
В вестибюле не останавливаясь прошёл мимо зеркала в квадратной колонне, перед которым несколько дней назад торчал как дурак, стал подниматься по прохладной каменной лестнице на второй этаж.
Зарипов нисколько не изменился. Правда, нацеплялось на его чёрные кучеря немало белых волосков. Как ниток с подушки. И – очки. Поверх которых смотрели на вошедшего чёрные живые глаза.
– Ну что же ты не идешь? – точно и не прошло семи лет, сказал он, привстав и отдав руку Чечину. Сразу же снял трубку. Чечин вспомнил вдруг, как он гордо, по-татарски, рубил руками, будто топориками, на свадьбе в танце вокруг Веры.
Чечин почему-то оглох, почти не слышал, о чём говорил в телефон начальник, оглядывался, вытирался платком. В груди возникала и пряталась сильная нервная дрожь. Чувствовал, что нужно встать и уйти пока не поздно. Пока с ним что-нибудь не случилось. Здесь, в этом большом кабинете.
Зарипов положил трубку.
– Ну, как дела, нефтяник?
– Всё в порядке, Анвар Ахметович. Иду ко дну! – неожиданно для себя дурашливо ответил Чечин. И опять вытер пот.
Зарипов, казалось, не замечал ничего.
– Слышал, слышал о твоем несчастье. Жалко Веру. Сочувствую. – Зарипов смотрел в окно, гонял в пальцах карандаш.
– В общем, пойдёшь к Питоеву. Знаешь такого? Ну и прекрасно. Но – только двести пятьдесят. У нас не Север. Согласен?
– Спасибо, Анвар Ахметович! Спасибо! – У Ивана вдруг вырвалось: – Век не забуду! – И чуть не заплакал, отвернув голову в сторону.
Зарипов уловил, наконец, состояние Чечина.
– Ну что ты, Ваня. Ты же мой ученик. Я всегда помогу. Всё наладится у тебя. Поверь. Я тоже похоронил жену. Три года уже прошло. Ты хоть не бегал, не трепался. А я своей, бедной, много крови попортил. Помнишь нашу бригаду, Ваня? Славные были времена. Могли мы тогда и поработать, могли и отдохнуть. Не то что нынешние жлобы вокруг.
Иван встал, наконец, чтобы уйти. Зарипов, приобняв, повёл к двери:
