Туголуков уставился на него. Туголуков наконец-то всё понял. Связал всё воедино. Всё происходящее с ним, Туголуковым, за последнее время…
В тот же день после тяжёлого разговора он порвал с Дворцовой.
Он стоял на коммунальном мосту через Серебрянку словно с намерением броситься вниз. Под перекатом, вспыхивая в солнце, ныряли утки…
Наконец часов в шесть вечера пошёл домой. По мосту устало двигались вечерние стада машин. Солнце на западе как будто вкатилось в русскую печь, проваливаясь всё дальше и дальше в неё. Потом захлопнулось чёрной заслонкой, из щелей которой долго ещё выламывался красный свет…
Несколько дней у него сильно болела голова. Но всё вроде бы в тот раз обошлось. И только когда бросил в парткоме на стол билет – очнулся от всего в больнице. Он долго шёл к ней. Три последних замечательных года.
Сначала сверчок только сыро цвиркал сквозь зубки. Словно коротенькими чернильными трельками чиркал темноту. Но постепенно разошёлся – и уже будто напильником заскрёб. Приподнявшись на локоть, Георгий Иванович пытался определить, где он слесарит. Однако пришла в окно луна. Как перевёрнутая китаянка, отражённая в воде колодца. И сверчок разом замолчал. В резком рентгенозном свете палата стала казаться каким-то фантастическим моргом с захрапевшими вдруг покойниками… Туголуков откинулся на подушку. Сна не было. Смотрел теперь на вновь оживший тараканий сабантуй на потолке. Весёленькое дельце. До утра теперь будут кипеть.
Георгий Иванович закинул здоровую руку за голову – опять вспоминал…
…В первый раз, как рассказывала потом Олимпиада, она увидела его в сквозной аллее парка им. Кирова. Он быстро шёл впереди катящегося велосипедика с мальчишкой в панамке. Так и прошли-проехали мимо, точно тренируясь, точно готовясь к соревнованиям. Долго зыбились, удалялись по длинной осолнечненной аллее.
Через неделю в той же аллее, но уже вместе с подругой Анькой Субботиной, Олимпиада опять увидела эту странную парочку.
Мальчишка в панамке наяривал за мужчиной будто велогонщик за мотоциклом в гонке преследования.
Олимпиада убрала руку со спинки скамьи, подобралась.
– Смотри, дед тренирует внука. К велогонкам. В детском саду.
Субботина, напротив, осталась сидеть вольно. Спокойно смотрела на приближающихся, затонув во всегдашнем своем парике будто в бухарской шапке.
– Это не дед. Это Горка Туголуков с комбината.
Олимпиада начала что-то припоминать. Вроде бы инженер по технике безопасности. Подруга тут же доложила, что «дед» в разводе и постоянно тренирует «внука» из природной своей смури и занудства.
