Туголуков всё ещё продолжал устраивать маёвки во дворах по всему комбинату. Кричал с трибун, призывал потерпеть. Но что-то сломалось уже и в нём. Он начал понимать, что всё увязло в болтовне и добром это для страны не кончится. Меченый, нисколько не потеряв свежести глупых своих глаз, ездил по стране, купался в толпах перед обкомами, как честный фокусник говорил с прямыми, как две доски, руками. Потом с такими же руками в Москве рулил съездами. Но ничего не менялось: талантливый враль заврался совсем, и обвал приближался неукротимо.
В 88-м, когда комбинат уже почти стоял, приехали на разведку американцы. За два дня до их появления администрация срочно организовала в цехах потёмкинские деревни. Нагнали рабочих, заскрипели, поехали краны, засверкала электросварка, по дворам зашастали грузовики, полные чего-то, закрытого брезентом. Три менеджера и переводчица с недоверием походили и по дворам, и по цехам. Работа везде кипела. Туголуков в показухе уже не участвовал, однако вечером был почему-то приглашён на банкет. И почему-то с Олимпиадой.
В ресторане «Иртыш» все лезли с рюмками к трём хорошо промытым, причёсанным и хорошо одетым иностранцам, которые вели себя сначала сдержанно, поражённые экзотикой лезущих отовсюду небывало больших костюмов и таких же экзотических больших лиц. Но по мере того, как заполнялись спиртным (казалось, им его вливали насильно) становились раскованнее. Через час двое из них скинули пиджаки и завыделывались в твисте с заводскими красотками перед эстрадой с оркестром.
Переводчица американцев сначала держалась. Сидела очень прямо. Как аристократическая мумия времен викторианской эпохи. При пережевывании пищи почти не шевелила губами. Вдруг сильно качнулась на стуле. Тогда встала. И как мумия уже простая, но не теряющая лица, пошла куда-то. Покачивалась и ломала ноги в туфлях на высоких каблуках. Ей долго помогали найти дверь.
Третий менеджер, довольно толстый, как и коллеги уже без пиджака, никак не мог отвязаться от Фантызина, который после ухода переводчицы лип к нему и что-то нашёптывал. В какой-то момент этот толстяк сдался и вдруг появился перед Туголуковым и Олимпиадой, скромно сидящими в конце стола. Он хлопал белесыми ресницами и покачивался. Георгий Иванович хотел привстать и протянуть ему руку, но американец внезапно спросил его: «Грузок, what is it горка and липка?»
Лжегрузок в растерянности улыбнулся. А толстяк всё хлопал ресницами. Как глупая моль: «What is it, Грузок, горка and липка»?
