И завязалась беседа. Хорошая такая. Продуктивная. Потому что Ремнев тоже прекрасно знал, кто такой Паша. И дураком не был.
Так что встреча получилась интересная, договоренность на официальный визит уже завтра, и даже намек на возможный разговор с самим учредителем, который был в Москве.
И это не могло не радовать. Потому что, по сведениям Паши, с учредителем никто из регионалов не встречался вообще. А ему, значит, свезло. Харизма его помогла, не иначе. Ну и хорошо поставленный удар.
Вот только почему-то харизма его не распространялась дальше деловой сферы. Казачка, например, вообще ее не чуяла, не поддавалась ей. Упертая коза.
Вот на полдня же нельзя бесконтрольно оставить. Сразу находится какой-нибудь шнурок и пытается ее привязать.
А она и не понимает, дурочка. Ведется. Глазки свои распахнула, губки бантиком. Паша, как увидел, что ее очередной смертник клеит, прямо весь свой настрой благодушный растерял. Чуть было не испортил все. Как только сдержался?
Но ничего, он свое потом доберет.
А пока удача дня ему не изменяла. И Полина, хоть и с неудовольствием поджав губки, согласилась на вечернее мероприятие. И уж явно Носорог дураком будет, если не переведет его в ночное.
Достать билеты в вип-ложу было несложно. Тут, главное, деньги. И знать, к кому обратиться. Сонька знала. Вот чудо-девка, золото просто. Паша по телефону вслушался в ее спокойный голос, и решил, что Батя все же внял мозгу, а не члену. И не воспользовался отсутствием руководства для рукоблудия прямо на рабочем месте с применением его, Паши, секретарши. Иначе бы она так спокойно не общалась. Хотя… Кто ее знает? Бабы — сплошная загадка с некоторых пор…
Полинка была точна.
Паша, успевший переодеть с дороги джинсы на костюм, чувствовал себя слегка по-мудацки. Вот не привык все же он в этим тряпкам дорогим и беспонтовым. Дома, у себя, можно было и в обычном прикиде ходить, и даже куртку кожаную надевать, привет из девяностых. А тут… Ну вот кто его знает, что надо в театр надевать? На встречи — понятно, тут без костюма никуда, а вот в театр… Оставалось только надеяться, что Полинка не обратит внимания на его нервозность. Паша задумчиво стоял перед зеркалом в коридоре, дожидаясь свою спутницу, ослабляя узел галстука и соображая, когда это у него в башке казачка превратилась в мягкую Полинку? Это что за сопли-то такие? Накатил нервяк неоправданный, галстук никак не хотел нормально вязаться, и Паша сдернул его, сунул в карман. Расстегнул две пуговицы у рубашки. И сразу стало легче дышать. Невыразимо. Ну и пофиг. Так пойдет. В глаза все равно побоятся что-то сказать, эстеты, бл*. Да и за глаза — тоже.
