Смотрел я за ним, смотрел, а потом вспомнил о веретенниках, глянул в их сторону и замер. У голенастых как раз смена на гнезде происходила. Когда же я обернулся к куличку — его и след простыл. Ни морзянки, ни паряще-падающего полёта. Как сквозь землю провалился. Делать нечего, опять за веретенниками наблюдаю.
Вдруг: «Фи-фи, фи-фи»… Ага, явился голубчик. Теперь-то я с тебя глаз не спущу. Куличок по-прежнему облетит машину, сядет, пробежит немного, постоит несколько секунд и снова бежит. Летал, летал он, бегал, бегал и у двух еле заметных кустиков травы задержался дольше обычного. То спиной ко мне повернётся, то боком, то грудью. Я сфотографировал его.
Но вот кулик, подбежав к кустам, остановился и начал «кланяться». Согнёт шею — выпрямит, согнёт — выпрямит… Внезапно из-под его ног стремительно вылетел ещё один кулик и полетел к болоту над самой травой, сливаясь с ней. Выдавал его только раскрытый белым веером хвост. Первый же кулик пригнулся и шмыгнул под траву между кустиками. Подхожу. Куличок, вылетев из травы, кружит надо мной, отбивая свою приятную морзянку. В углублении коровьего следа вижу гнездо, выстланное стебельками, а в нём — четыре остроконечных розоватых яйца с крупными, кирпичного цвета мазками и пятнами. Куличок небольшой, а яйца несёт крупные, что твоя ворона.
Отдыхая после блужданий по лесу, я сидел, прислонившись к стволу берёзы. Вороша прошлогоднюю листву в поисках дождевых червей для своего потомства, трескуче-тревожно перекликались дрозды-рябинники. Самозабвенно заливался зяблик. Юрчал юрок. Отбивала такты на серебряных колокольцах большая синица. Цыкала серая мухоловка. Фальшиво копировала песню зяблика горихвостка. Иногда пробовала свою флейту иволга.
Я собрался было уже продолжить свой путь, как неожиданно обнаружил явную неслаженность в птичьем хоре. Осматриваюсь и вслушиваюсь. Пропала односложная песня серой мухоловки. Вместо неё раздавался писк, похожий на звон комара, только отрывистый и более громкий. И вдруг я увидел такую картину: на молодой, невысокой берёзке, выросшей на корнях трухлявого пня, сидел дрозд-рябинник, а над ним, тревожно попискивая, порхала серая мухоловка. Дрозд внимательно следил за ней и, как только мухоловка замельтешила у него перед глазами, резко выбросил голову вперед и клюнул… пустоту. А мухоловка пищала и порхала уже над хвостом рябинника. Дрозд развернулся и снова клюнул воздух. И так несколько раз. Точно такие сценки происходят с нами, когда перед глазами летает овод или комар, а мы усиленно хлещем ладонями воздух.
