Магнитофон заговорил: "Мармышев (пустив в лицо Алене сигаретный дым): "Я не собираюсь расплачиваться за чужие грехи, крысенок". Алена: "Какой же ты подонок, Сашка!" Мармышев..." Ванечка вырубил "Голконду".
Чуткий аппарат помимо фраз, прочитанных глухим голосом того самого дерганого драматурга, передал и присутствие большой компании слушателей: шорохи, скрип стульев, покашливание, позвякивание... Судя по всему, дарования, изгадившие его пленку, лакали что-то на очередном сборище.
"Нет, конец! Конец этим игрищам! Пусть только домой явится!-думал озлившийся Глаголев. - Устроили малину! Либо я, либо эта гоп-компания!"
Забыв о бокалах, со "Щедростью" и "Пигмалионовыми руками" в руках Глаголев вернулся на кухню, бросил шедевры на пол. Потягивая из чашки малагу, он задумчиво рассматривал этих голых теток, носком ботинка перемещая листы по скользкому линолеуму.
Он даже головы не поднял, когда в прихожей заскрежетал ключ, лязгнула дверь и зазвучали шаги жены-мимо кухни в ту, выставочную комнату. Скрипнула дверца шкафа, проехался по полу стул. Тишина. Вскрик. Падение чего-то. Стремительные шаги назад.
- Иван!
Глаголев повернул голову. На пороге кухни стояла полураздетая Стелла Викторовна. Лицо ее было бледно до синевы.
- Здравствуйте вам!-сказал Ванечка, вставая и кланяясь.-Как жилось, как ждалось?
Глаза супруги были устремлены не на него.
Стелла Викторовна с ужасом смотрела на поверженную Алмирову графику. Рот ее кривился и дергался.
- Зачем же,-проговорила она с трудом.зачем же так варварски, Иван? Ты можешь убить меня, но при чем же тут работы Алика? Которого ты и мизинца... Только посмей меня ударить, посмей только прикоснуться!-отчаянно закричала она, когда изумленный Глаголев шагнул к ней.
Спятила она, что ли? Да в жизни он ее и пальцем не тронул. И сейчас в мыслях не было.
- Тебе уже поведали, - ломая пальцы, выкликала бледно-синяя, залитая слезами, расхристанная Стелла Викторовна.-Тебе, конечно, донесли!
- Да о чем ты, кума?
- Про Алика! Про нас с Аликом! Что я люблю его! Я люблю его всем своим существом! Это сильнее меня! Я горжусь им!
- Этого, что ли, Алмира? - Ванечка вопросительно постучал подошвой по листам.
- Да! И гения не затопчешь! Он любит меня, как никого никогда в жизни не любил, да будет тебе известно! И он-мой муж! Да-да-да! И делай со мной что хочешь!
- И что же, - глухо спросил Глаголев, - ваша семья тут и живет?
- А если Алику негде жить?
- Так, - сказал он. - Стало быть, вот оно как...
